Третьим был Бэд, немного полноватый, невысокий, с добродушными, даже простоватыми на первый взгляд чертами лица, но очень подвижный, с выжженными солнцем русыми волосами, которые теперь были белесые, а на лбу проступали капли пота. Он замыкал шествие, постоянно оглядываясь и держа в руках «макаров» с взведенным курком, на голове были очки ночного видения.
Остановившись, все замерли, прислушиваясь к каждому звуку, но не было ни одного. Тишина, сравнимая с вакуумом, казалось, может продавить перепонки, проникнуть вовнутрь, скрутить внутренности, выжимая их до последней капли крови.
Всем было не по себе, безмолвие давило на каждую нервную клетку, все сильнее сжимая ее в тиски. Сил не было даже разговаривать, они шли уже пять дней по непроходимым лесам, болотам, переходя реки вброд. Поли была готова поклясться: они первые люди в этих местах со дня сотворения мира. Небольших часов сна катастрофически не хватало, а постоянный темп спешки выжимал последние силы.
Попавшаяся так кстати небольшая проплешина среди бурной растительности стала для них гостиницей на сегодняшнюю ночь. Кусты и деревья обступали паутиной по кругу небольшую поляну, где они развели огонь, наспех собрав ветки в радиусе трех метров. Кое-как примяв траву, чтобы бросить спальники, все сразу же свалились на них, давая ногам и спине долгожданный отдых. Для каждого такая кровать давно уже стала привычным делом, скорее сон дома, в кровати с подушкой и одеялом, стал сравним с изысканностью, получаемой довольно редко.
– Даже птиц нет, – тихо прервала гробовое молчание Поли, – заметили? Уже километра три, может, побольше.
– Угу… ощущение у меня не очень, кажется, все время кто-то смотрит в спину, наблюдает, – отозвался Бэд, – все как в сказке, чем дальше, тем страшнее? Что у нас на этот раз хоррор? Ужасы?
Ответа не было ни у кого, от усталости шутку не оценили, только молча переглянулись. Каждый погрузился в свои мысли, оживленно ковыряя тушенку в разогретых жестяных банках. Последний раз они ели рано утром, забросив в желудок пару энергетических батончиков, и теперь тушенка была сравнима с ресторанной бужениной.
Отложив полупустую банку, Поли опять уставилась в мятую карту, сосредоточенно вчитываясь в нее. Она помнила ее уже наизусть, но хотела увидеть то, чего не видела.
– Далеко еще? – с набитым ртом, осведомился Дейв.
– Около десяти километров… примерно… тут такой ландшафт, как за двадцать потянет… Все, я спать, на сегодня с меня достаточно! – кинув карту парням, девушка демонстративно залезла в спальник, отворачиваясь от света костра, утопая в мягком коконе, моментально проваливаясь в сон, который избавил ее от мучительных мыслей.
Свет огня почти сразу терялся в кромешной темноте. Вокруг было просто ненормально тихо: ни птиц, ни ночных животных – ничего того, что должно быть в ночном летнем лесу, кроме редких потрескиваний из костра.
– Ложись, я буду дежурить первым, – бросил Дейв в ночь, но явно обращаясь к Бэду, – все равно тут хрен заснешь.
Бэда уговаривать несколько раз не требовалось, усталость слишком давила на мозг, кроме сна и горизонтального положения тела, не хотелось ровным счетом ничего, и парень с удовольствием последовал примеру девушки, быстро исчезая в своем синем коконе.
Дейв остался один, наблюдая за изворотливыми языками пламени, улетающими в ночь, машинально кидая в них мокрые тонкие палки. Мысли комкались в голове и тут же разлетались на куски. Через час-два тишина начинала давить на нервы просто невыносимо, но будить товарищей он не хотел, пусть хоть кто-то выспится. Сон стал практически непозволительной роскошью с того самого дня, когда Поли вломилась к нему в кабинет, практически сорвав дверь с петель, махая старым, почти развалившимся свертком.
Несколько лет работы, бесконечных ночей в архивах, переездов по миру в поисках хоть какой-то зацепки – и вот карта, старая, как весь белый свет, на куске просоленной человеческой кожи, развалившаяся и дряхлая, слабо удерживающая на себе записи. За нее было пролито немало крови во все поколения, за нее шли на войну, за нее умирали, ей преклонялись, ее охраняли, как святыню.
Прах ее хозяина уже давно развеян в вечности бытия, а кожа, покрытая рубцами, сложенными в надписи, лежит сейчас у костра в непроглядном лесу, за сотни километров от цивилизации.
«Интересно, хозяин был уже мертв, когда ее снимали? – промелькнуло в голове парня. – Не факт, совсем не факт».
Карта, которая знает, где покоится ящик Пандоры. И если это правда, они должны быть первыми, первыми во что бы ни стало. Это дело всей их жизни, их цель, их детище, то, что их сплотило. Совершенно разных и непохожих на друг друга, превратив их в семью.
Каждого из троицы ничего не держало в реальном мире, а если что-то и оставалось, нити рвались моментально и без сожалений. У них был свой мир, темный, запутанный, понятный только для них, свой кусок вселенной, своя цель. Они были не от мира сего, но и не пытались. Сумасшедшие, одержимые идеей, одержимые целью.