Под гнетом окружающего

Несмотря на страшно низкія рабочія цны, она, все-таки, обсчитывала рабочихъ и нанимала ихъ до крайности мало, такъ что большая часть изъ уцлвшей земли или обработывалась плохо, или отдавалась за ничто. Стала она нанимать на все лто шестерыхъ работниковъ и двухъ работницъ, но такъ какъ это составляло въ лто только полторы тысячи работниковъ, вмсто прежнихъ десяти тысячъ, то пришлось половину снокоса отдать мужикамъ изъ половины, а землю, оставшуюся за отводомъ крестьянскаго надла, барыня ршилась отдать мужикамъ за то, чтобы они дали ей, когда потребуется, по полутораста работницъ и до девяноста лошадей въ лто, да свезли бы на мельницу хлбъ. Для работы Дарья Власьевна держала теперь только двухъ лошадей; на зиму нанимала только одного работника и одну работницу, такъ что въ годъ у нея уменьшилось рабочаго народа въ восемь разъ, а лошадей вчетверо, и приходилось отправлять и масло, и хлбъ на продажу паймами…

Кто хорошо знаетъ нашъ старый помщичій бытъ, тотъ пойметъ, что крестьяне Дарьи Власьевны находились въ лучшемъ положеніи, чмъ крестьяне сотенъ другихъ помщиковъ. Ея семья состояла только изъ девяти человкъ, а не изъ пятнадцати, у нея крестьянъ было сначала двсти душъ, а не какихъ-нибудь двадцать, она не тянула съ нихъ пяти барщинныхъ дней въ недлю; она чаще жаловалась на свою беззащитность, чмъ порола мужиковъ, и больше всего брала женскими средствами — языкомъ и руками… Но все же, разоренные почти въ конецъ предшественниками Дарьи Власьевны, имя дурную землю, не умя ее хорошо обрабатывать, да и не имя къ тому средствъ про недостатк скота, они бдствовали невообразимо. Были для нихъ не малымъ несчастіемъ незначительность Дарьи Власьевны и ся страсть къ тяжбамъ. Начальство, то-есть становые, исправники, слдователи, уздные врачи, — не уважало помщицу и было озлоблено противъ нея. Это неуваженіе и эта злоба отражались и на ея крестьянахъ, которыхъ каждое слдственное дло приводило просто въ ужасъ, А за слдственными длами недостатка не было, такъ какъ сосдніе помщики, вчно состоявшіе въ тяжб съ Дарьей Власьевной, мстили ей и ея мужикамъ. Даже сосдніе крестьяне, зная, что бабиновскій мужикъ воръ и пропойца, валили на него все: онъ и лошадь увелъ изъ сосдняго села, онъ и кабакъ спалилъ съ пьяныхъ глазъ, онъ и прохожаго на дорог убилъ… Съ горя пили бабиновцы, съ горя, вмсто работы, добывали нищенствомъ оброчныя деньги. Но мало горя прибавляло имъ и то обстоятельство, что они были подгородные. Все, что было кругомъ бабиновцевъ, относилось къ нимъ или съ презрніемъ, или съ злобой.

— Ишь, бабиновская оборванка!.. Ты съ бабиновской барыней пара!.. Держи ухо востро, не то бабиновскіе пострлята оберутъ!.. Поди-ка въ бабиновцамъ, да поучись, какъ люди кланяются!

Такія позорящія бабиновцевъ фразы слышались очень часто какъ между помщиками, такъ и между крестьянами, какъ о семь, такъ и о мужикахъ Дарьи Власьевны… Пословица «каковъ попъ, таковъ и приходъ» оправдывалась вполн.

Среди подобной обстановки можно было жить только очертя голову, плюя на все, платя окомъ за око, зубомъ за зубъ, какъ жили дти и вчно пьяные, ворующіе, гд можно украсть и, все-таки, голодные крестьяне Дарьи Власьевны; или нужно было бжать отсюда, какъ бжалъ Николай Николаевичъ, какъ убгала, при первой возможности, его старшая дочь… Въ тотъ день, съ котораго начинается нашъ разсказъ, Дарья Власьевна, раздраженная мужикомъ, захавшимъ на ея поле, разсерженная бездятельностью мужа, немного утшилась тмъ, что, наконецъ, ея «шалопай» снова удетъ и скроется отъ ея глазъ.

Окруженный дтьми, Николай Николаевичъ уже садился въ бричку старомоднаго фасона, какія встрчаются только въ провинціи, когда къ крыльцу дома подкатилъ щегольскій кабріолетъ. Изъ кабріолета, бросивъ вожжи стоявшему на двор работнику, легко и ловко выскочилъ человкъ среднихъ лтъ съ тонкими чертами лица, съ маленькими ручками, съ красивыми узкими ногами и съ изящными тонкими усиками. Это былъ истый франтъ, нарядившійся по послдней мод въ лтній статскій костюмъ. Гость бросилъ небрежный и разсянный взглядъ на столпившуюся на крыльц группу, кивнулъ головою хозяину дома и мелькомъ спросилъ его:

— Куда это?

— Опять въ бга! — отвтилъ Баскаковъ и, поцловавъ дтей, сталъ садиться въ бричку, но еще не халъ, повидимому, поджидая кого-то, должно-быть, старшую дочь, которой не было на крыльц.

Гость прошелъ въ господскій домъ, не обращая никакого вниманія на пятившихся отъ него ребятишекъ.

— А, Михаилъ Александровичъ, милости просимъ. Прошу покорно! — суетливо заговорила хозяйка дома и стала торопливо очищать для гостя одно изъ захламощенныхъ креселъ.

— Бла-годарю, — проговорилъ гость. — А Лизавета Николаевна?

— Дома, дома! Что-то понадобилось передать моему благоврному, побжала къ себ,- скороговоркою заговорила хозяйка. — Врно денегъ попросилъ, такъ пошла у себя вс мышиныя норки обыскивать, послднія копейки сбирать… Охъ, ужъ вы знаете наше положеніе! — точно оправдывалась въ чемъ-то заискивающимъ тономъ хозяйка. — Да Лиза сейчасъ придетъ, сейчасъ. Вотъ я ее позову.