Под белым орлом

— Дорогой граф, — сказал король, хотя и приветливее, чем раньше, но всё ещё с серьёзностью в голосе, — я мог бы спросить у вас доказательств того, что вы действительно обращаетесь ко мне от имени вашего отечества, от имени всей польской шляхты; но я оставлю в стороне этот вопрос; я желаю верить вам, так как в самом деле не имею основания сомневаться в слове графа Потоцкого.

— Мне было бы очень легко, ваше величество, — перебил его граф Потоцкий, — дать доказательства и представить множество депутаций к вашему величеству, которые, должно быть, появились бы здесь и раньше, если бы мы не считали необходимым соблюдать глубочайшую тайну и не были принуждены предполагать, что вы, ваше величество, осведомлены обо всём и согласны с этим.

— Следовательно, довольно об этом! — сказал король. — Вы своею просьбою выказали доверие мне, и я намерен ответить на это доверие; я желаю откровенно говорить с вами, как того заслуживает человек, относительно которого я убеждён, что он пожертвует всеми своими силами ради благоденствия своего отечества. Вы говорите, что предлагаете мне корону от имени польской нации; но вы также говорили мне, что голоса представителей нации были куплены или должны быть куплены деньгами компании торгового мореплавания.

— «Куплены» — это слишком жестокое выражение, ваше величество, — вставил граф Потоцкий.

— Когда желают серьёзно относиться к серьёзным вещам, то необходимо назвать всё своими собственными именами, дорогой граф, — продолжал король. — Так вот, следовательно, мои деньги, раздаваемые рукою моего министра, играют роль в подготовлениях к возведению меня на ваш престол; этими подготовлениями руководят польские шляхтичи, обязанные повиновением теперешнему правительству своего короля; и между тем они, как тёмные заговорщики, куют оковы против правительства, признаваемого Европой, а также и мною — поймите это хорошенько! — и мною; и если правительство будет в силах раскрыть заговор, то все участники последнего будут осуждены, как государственные изменники, и на самом законном основании.

— Это правительство бессильно! — воскликнул граф Потоцкий. — Это правительство предаёт народ России, императрице Екатерине.

— А не будет ли это правительство вправе сказать как раз наоборот: «Вы, граф Потоцкий, и ваши единомышленники, предаёте своё отечество Пруссии, королю Фридриху!»? — спросил король, а затем повелительным жестом отклонил возражения графа и продолжал: — так вот что, граф, таким путём может стремиться к престолу какой-нибудь авантюрист, пожалуй, младший принц царского дома, глава которого не побоится идти тёмными путями; но истинный король стоит на исторической почве и твёрдо держится унаследованного от предков права, а я — именно такой король и желаю остаться таким... Я иду прямым и открытым путём, не боящимся дневного света. Всё, что моё, я защищаю, что принадлежит мне по праву рождения, беру остриём шпаги; но я никогда не протяну своей руки за тем, чего могу достигнуть только тёмным путём заговора. Монарх из дома Гогенцоллернов не идёт тем путём, которым могли идти Лещинский и Понятовский. Они хотели стать королями, я же есть король. Если вы законным образом, как допускает ваша конституция, лишите короля Станислава Августа его достоинства, если вы затем свободно и открыто изберёте меня своим королём и отправите ко мне депутацию от сейма, чтобы известить меня о вашем выборе, то я выслушаю её, рассмотрю её поручение и дам свой ответ.

— И это может случиться! — воскликнул Потоцкий. — Суть не в форме, а в деле. Не забывайте, ваше величество, что я, единственный шляхтич, говорил вам о желании всей Польши, и ждите голоса страны чрез её законных представителей на сейме.

— Слушайте же дальше, — прервал его Фридрих. — Я уже сегодня могу сказать вам ответ, который дам вашим представителям, если последние когда-либо и обратятся ко мне в законной форме; я могу сказать вам, что при каких бы то ни было обстоятельствах, этим ответом будет решительный отказ.

— Отказ? — воскликнул граф Потоцкий. — Почему? Неужели вы, ваше величество, совершенно сомневаетесь в будущности моего отечества?