Под белым орлом

Игнатий Потоцкий ещё несколько раз встречался с графиней Браницкой на придворных празднествах; в её присутствии он был серьёзен и держался принуждённо; часто казалось, что на его губах трепещет признание и тем не менее не может вырваться из его груди; может быть, оно и было бы высказано, если бы графиня пошла навстречу тому; но она всегда вела с ним разговор в таком лёгком, насмешливо-задороном тоне, что граф Игнатий постоянно снова уходил в самого себя, оскорблённый её обращением, к которому он собственно не мог дать никакого повода. Однажды граф Игнатий посетил графиню Елену, но нашёл у неё гостей, и она как бы случайно, но всё же заметным для него образом устраивала так, чтобы не оставаться с ним наедине; в конце концов она пригласила бывших у неё мужчин сопровождать её на её прогулке верхом.

Прощаясь с Потоцким, опять-таки в присутствии многочисленного общества, графиня Елена каким-то шаловливо-сомневающимся тоном пригласила его навестить её в Белостоке; в заключение она сказала, что по тому, примет ли он её приглашение, она желает определить, вспоминает ли он о своём старом друге, или его сердце целиком принадлежит далёкой чужбине; затем она с лёгкой шуткой отвернулась от Потоцкого и он уже более не встречался с нею. После того, посетив ещё раз старого Мечислава Бошвина и поручив ему аккуратно и подробно извещать его относительно Людовики Сосновской, граф Игнатий возвратился со своими друзьями в Варшаву.

Феликс Потоцкий тронулся в путь последним. Он ещё раз собрал у себя на блестящий пир всех польских шляхтичей, примкнувших к нему, и, когда их души подогрелись лившимся рекою дорогим вином и их языки поразвязались, он почти с каждым из них стал вести длинные задушевные разговоры; все обнимали его, целовали в щёки и клялись ему всеми святыми, что во всех вопросах будут неизменно следовать за ним — гордостью и надеждой отечества.

От игры в карты граф уклонился. Он объявил, что не может взять на себя ответственность за то, что его гости пред самым отъездом будут рисковать деньгами; но зато он провёл в свой кабинет большинство мелких шляхтичей, подходивших к нему, отводивших его в сторону и о чём-то шептавших ему, и там самым обязательным образом совал им в руки туго набитые кошельки или пакеты с кредитными билетами. Совет красавицы Софии де Витт оказался весьма действительным, так как все остались довольны и, как облагодетельствованные, стали ещё более преданы ему, чем были бы в том случае, если бы выиграли эти деньги в карты.

На следующее утро и граф Феликс со шляхтичами своей личной свиты и своей челядью тронулся в путь, чтобы возвратиться в Варшаву.

Большую часть свиты граф выслал вперёд часов на пять пути, чтобы не были слишком тяжелы необходимые при путешествии на лошадях ночёвки, часто в совсем маленьких и убогих городах и местечках, и оставил при себе только свою личную прислугу и немногочисленных шляхтичей своего дома.

София де Витт ехала верхом позади графа, среди его шталмейстеров. Она так ловко и уверенно сидела в мужском седле, так естественно и непринуждённо держалась, так весело шутила и смеялась, что никто и не сомневался в том, что она, как заявлял камердинер при приезде, — и в самом деле вновь поступивший на службу к графу паж из обедневшего дворянского рода, состоявшего в дальней связи с Потоцкими.

У Минска выехали на большую дорогу и намеревались ещё в тот же день достигнуть города Новогрудка, который представлял большие удобства для отдыха, чем маленькие местечки на пути, и где уже было приготовлено высланной вперёд свитой помещение для ночлега.

Всё уже было окутано вечерней мглою, когда небольшая кавалькада из двадцати-двадцати пяти человек миновала довольно узкий мост, перекинутый через реку Неман, пересекающую за деревней Столпей большую дорогу. Направо и налево от дороги раскинулись обширные сосновые леса, среди которых тьма вечера казалась ещё более глубокою.

Граф Феликс ехал впереди и, смеясь и шутя, громко разговаривал со своими спутниками. Едва последние из свиты миновали мост, как из леса появился отряд всадников, словно по волшебству выросши из-под земли, окружил со всех сторон графа и отделил его от свиты. В то же время сзади надвинулись другие и смешались со свитою, разъединяя её членов друг от друга.

Все эти люди, лица которых в темноте едва можно было разобрать, были в польской одежде. Их было по крайней мере человек пятьдесят-шестьдесят, а из леса показывались всё новые и новые всадники. Это, должно быть, была отлично организованная разбойничья шайка, так как все её движения обнаруживали настоящую воинскую дисциплину и точность и все они повиновались сигналам пронзительного свистка, значение которых быстро понималось ими. Все они были вооружены с ног до головы, со всех сторон блестели направленные на спутников графа дула пистолетов.

Каждый из свиты был окружён несколькими нападавшими и не имел возможности не только заботиться о других, но даже защищаться, так как большинство свиты было вооружено одними лишь лёгкими саблями.