Под алыми небесами

– Хорошие ботинки, – сказал он наконец. – Какой размер?

Пино что-то пробормотал в ответ.

– И пара теплых носков – сгодится. Снимай.

– У меня нет других.

– Ты можешь снять их, пока живой. Или я могу снять их с твоего трупа. Выбирай.

Пино кипел от ненависти, но умирать ему не хотелось. Он расшнуровал ботинки, снял их. Посмотрел на Фредерику, она покраснела и отвернулась, отчего Пино почувствовал себя последним трусом, передавая Тито ботинки.

– И зажим для денег тоже, – сказал Тито, дважды щелкая пальцами.

– Это подарок моего дяди, – возразил Пино.

– Пусть сделает тебе еще один. Скажи ему, это на хорошее дело.

Пино, нахмурившись, вытащил из кармана зажим и бросил его Тито.

Тот поймал его в воздухе:

– Вот и молодец.

Он кивнул своим людям, они, прежде чем уйти, принялись рассовывать по карманам и пакетам еду.

– Не суйся на Эмет, – повторил Тито, после чего они ушли.

6

Когда дверь за ними закрылась, Пино от ярости хотелось пробить кулаком стену. Синьора Конте бросилась к мужу, прижала кусок ткани к его ране.

– Как вы? – спросил Пино.

– Не смертельно, – сказал хозяин гостиницы. – Эх, не смог я достать свое ружье. Перестрелял бы их всех.

– А кто он такой – этот партизан? Вы сказали – Тито?

– Да, Тито. Он из Состе. Но он никакой не партизан. Мошенник и контрабандист – их теперь много развелось. А теперь еще и убийца.

– Я верну мои ботинки и зажим.

Синьор Конте отрицательно покачал головой:

– Тито хитер и опасен. Если печешься о своей жизни, держись от него подальше, Пино.

Пино чувствовал отвращение к себе, он сожалел, что не дал отпор Тито. Он больше не мог оставаться на вечеринке. Для него праздник кончился. Он попытался взять у кого-нибудь на время ботинки или туфли, но ни у кого не нашлось обуви такого размера. В конечном счете он взял шерстяные носки и невысокие резиновые сапоги у хозяина гостиницы и пошел сквозь снежную бурю в «Каса Альпина».

Когда он закончил рассказывать отцу Ре о том, что сделал Тито, и о том, что он или один из его людей убили Никко и искалечили других ребят, священник сказал:

– Ты поступил правильно, Пино.

– Почему же я этого не чувствую? – возразил Пино, все еще недовольный собой. – И он просил передать вам держаться подальше от Пассо-Анджелога и Эмета.

– Неужели? – спросил отец Ре, и лицо его окаменело. – К сожалению, мы не можем на это пойти.

Глава десятая

1

В первый день нового года метровое снежное одеяло покрыло горы над «Каса Альпина». На следующий день снег прекратился, а потом нападало еще на метр. Снега навалило столько, что в горы они смогли выйти только во вторую неделю января.

Пино нашел ботинки на замену прежним, и они с братом снова начали выводить беженцев – евреев, сбитых летчиков и других. Выводили группами, нередко по восемь человек. Несмотря на предостережение Тито относительно Пассо-Анджелога, они держались этого менее крутого южного маршрута на Валь-ди-Леи, постоянно меняя дни и время выхода, а потом возвращались в Мадезимо на лыжах северным маршрутом.

Эта система хорошо работала до начала февраля 1944 года. Когда в верхнем окне дома священника в Камподольчино горела лампа, беженцы шли сплошным потоком – их привозили на телегах под кипами сена через Мадезимо в «Каса Альпина», а потом, с Пино или другими проводниками, они шли через Гропперу в Швейцарию.

Добравшись до хижины пастуха как-то в начале месяца, Пино с удивлением обнаружил записку, прибитую гвоздем к стене, и прочел: «Последнее предупреждение».

Пино бросил эту бумажку в печку для растопки сложенных в ней дров. Повернул вьюшку и вышел наружу наколоть еще дров. Он надеялся, что Тито прячется где-то здесь, смотрит на него в бинокль и видит, что он плюет на угрозы…

Мощным взрывом выбило дверь хижины. Пино нырнул в снег. Он лежал, дрожа от страха, несколько минут, наконец набрался мужества и заглянул внутрь. Печку было не узнать. Силой взрыва (мины, гранаты или что уж они подложили внутрь) разорвало топку, осколки горячего металла оставили щербины в каменном фундаменте, торчали, словно ножи, из балок и деревянных конструкций. Сверкающие угли прожгли дыры в его рюкзаке и подожгли соломенный матрас. Он вытащил то и другое и загасил в снегу, чувствуя себя совершенно незащищенным. Если Тито подложил мину в печку, то он вполне может и просто застрелить его.

Пино подавил ощущение, будто кто-то целится в него, надел лыжи, забросил рюкзак на плечи, взял лыжные палки. Хижина перестала быть убежищем, а южный маршрут становился слишком опасным.

– Остался только один путь, – сказал Пино отцу Ре тем вечером у огня, пока ребята и несколько новых гостей поедали очередной кулинарный шедевр брата Бормио.

– Снежные наносы все увеличиваются, так что такое решение все равно было неизбежным, – сказал священник. – Ветры сдуют снег с гребня хребта, путь по горе будет наиболее надежным. Ты пойдешь снова с Миммо послезавтра, покажешь ему дорогу.

Пино вспомнил расщелину, узенький козырек, веревку, натянутую под зубцом Гропперы, и тут же сомнения обуяли его. Один неосторожный шаг в таких условиях означал верную смерть.

Отец Ре показал на гостей: