Под алыми небесами

Покончив с едой, он оглянулся на Валь-ди-Леи и увидел четыре крохотные фигурки, двигающиеся на юг вдоль скал над озером. Пино приставил ко лбу руку, сложенную козырьком. Поначалу он ничего не разглядел, потом увидел, что они все вооружены.

Тошнотворный клубок завязался у него в желудке. Неужели они заметили, как он зашел в лес с тремя людьми, а вышел один? Немцы ли это? Почему они оказались здесь – среди этого безлюдья?

У Пино не было ответов на эти вопросы, и они продолжали беспокоить его и тогда, когда четверо людей исчезли из виду. В деревню он пришел около четырех часов. Недалеко от гостиницы играла группа мальчишек, включая и его маленького друга Никко, сына хозяина. Пино собирался войти в гостиницу и спросить про комнату, когда увидел спешащего к нему и явно расстроенного Альберто Аскари.

– Сюда вечером приходила группа партизан, – сказал Аскари. – Они сказали, что борются с немцами, но спрашивали о евреях.

– О евреях? – переспросил Пино и отвернулся. Никко присел в высокой траве и подобрал что-то, похожее на большое яйцо. – И что вы им сказали?

– Сказали, что нет здесь евреев. Почему, ты думаешь, они…

Никко поднял яйцо, чтобы показать друзьям. За долю секунды до того, как сила взрыва ударила Пино, словно мул копытом, яйцо сверкнуло пламенем.

Он чуть не упал, но с трудом сохранил равновесие, хотя и чувствовал себя дезориентированным и толком не понимал, что произошло. В ушах у него звенело, он слышал ребячьи крики. Пино бросился к ним. Те ребята, что находились рядом с Никко, теперь лежали на земле. Одному оторвало руку. У другого на месте глаз были кровавые впадины. Часть лица Никко и большая часть правой руки отсутствовали. Из его тела кровь била фонтаном.

Пино в панике подобрал Никко, увидел, как закатились глаза мальчика, и бросился к гостинице навстречу отцу и матери, которые выскочили из дверей. У мальчика начались судороги.

– Нет! – закричала мать. Она взяла сына на руки. Тело опять забилось в конвульсиях, а потом обмякло на ее руках. – Нет! Никко! Никко!

Оцепенев от ужаса, Пино смотрел, как рыдающая мать Никко опустилась на колени, положила на землю мертвое тело сына и накрыла его своим, словно склонилась над его люлькой, когда он был младенцем. Пино долго стоял там в онемении перед этим зрелищем скорби. Опустив взгляд, он заметил, что его одежда в крови. Оглянулся, увидел жителей деревни, которые бросились к другим детям, хозяин гостиницы пустыми глазами смотрел на жену и мертвого сына.

– Простите. Я не смог его спасти, – пробормотал Пино.

– Это не твоя вина, Пино, – ровным голосом проговорил синьор Конте. – Видимо, партизаны, приходившие прошлым вечером… Но кто бы стал оставлять гранату там, где?.. – Он помотал головой. – Ты можешь позвать отца Ре? Отпеть моего Никко?

Хотя он был на ногах с середины ночи и проделал почти двадцать три километра по гористой местности, Пино решил бегом преодолеть расстояние до «Каса Альпина», словно скорость могла снять напряжение от жестокости, свидетелем которой он был. Но на полпути он вынужден был остановиться. Запах крови на его одежде, яркие воспоминания о хвастовстве Никко, который говорил, что катается на лыжах лучше Пино, огненная вспышка… Пино согнулся пополам, и его вырвало.

Он, рыдая, преодолел оставшийся путь до Мотты, когда на землю опустились сумерки.

3

Когда Пино добрался до «Каса Альпина», его лицо посерело, он был измотан. При виде Пино, вошедшего в столовую, отец Ре был потрясен.

– Я же тебе говорил переночевать… – начал было отец Ре, но потом увидел окровавленную одежду Пино и поднялся на ноги. – Что случилось? С тобой все в порядке?

– Нет, отец, – ответил Пино и, не скрывая слез, рассказал священнику о том, что произошло. – Зачем кому-то понадобилось это делать? Оставлять гранату?

– И представить себе не могу, – мрачно сказал отец Ре, беря свою куртку. – А наши друзья – что с ними?

Воспоминание о Луиджи, Рикардо и Марии, уходящих в лес, казалось, принадлежало уже далекому прошлому.

– Я передал их синьору Бергстрому.

Священник надел куртку, взял посох.

– Слава богу, хоть есть чему порадоваться.

Пино рассказал ему о четверых вооруженных людях, которых видел.

– А они тебя видели?

– Не думаю, – ответил Пино.

Отец Ре положил руку на плечо Пино:

– Ты хорошо поработал. Все сделал правильно.

Священник ушел. Пино сел на скамью за пустой стол, закрыл глаза, склонил голову; перед его мысленным взором появилось изуродованное тело Никко, мальчик с выбитыми глазами, потом мертвая девочка с оторванной рукой в вечер первой бомбардировки. Эти образы преследовали его, он никак не мог прогнать их. Они возникали снова и снова, и он наконец почувствовал, что сейчас сойдет с ума.

– Пино? – услышал он голос Миммо спустя какое-то время. – Ты цел?

Пино открыл глаза, увидел рядом сидящего на корточках брата.

– Я слышал, что умер маленький сын хозяина гостиницы. И может, еще два мальчика.

– Я видел все это, – сказал Пино, снова заплакав. – Я держал его на руках.

При виде слез брата Миммо потерял дар речи, но потом сказал: