Он включил приемник и крутил верньер, пока не услышал медленную мелодию, исполняемую фортепьяно в сопровождении тарелок. Тихий, теплый джаз. Пино закрыл глаза и постарался погрузиться в музыку, нежную и игривую, как весенний ручей. Он попытался вообразить этот ручей, попытался найти свое место в нем, уснуть, уйти в небытие.
Но потом мелодия закончилась, и послышалась песня «Горнист играет буги-вуги». Пино, вздрогнув, сел, ему казалось, что каждая нота ударяет в него, причиняет боль. Он видел себя предыдущей ночью в отеле «Диана» с Карлетто, видел, как они играли на той вечеринке. Анна тогда еще была жива, эта банда еще не схватила ее. Если бы он пошел к Долли, а не…
Музыка снова разбередила его рану. Пино схватил приемник и чуть было не швырнул его о стену, чтобы он разлетелся на тысячу кусков. Но вдруг он испытал такое изнеможение, что его сил хватило лишь на то, чтобы повернуть верньер, – из динамиков теперь доносился только шум помех. Пино свернулся в позу эмбриона. Он слушал пощелкивание и шипение эфира и молился о том, чтобы разверстая рана в сердце остановила наконец его биение.
Пино спал и видел Анну живой. Она в его снах по-прежнему смеялась, как смеялась наяву, и целовала его, как целовала наяву. Он чувствовал ее запах, и она искоса удивленно посматривала на него, отчего у Пино всегда возникало желание обнять ее, прижать к себе…
Кто-то тряс его за плечо, и Пино проснулся в своей спальне. Сквозь окно лился солнечный свет. У его кровати стояли отец и дядя. Пино посмотрел на них как на незнакомых людей.
– Уже десять, – сказал дядя Альберт. – Ты проспал почти четырнадцать часов.
Кошмар предыдущего дня мигом вернулся к нему. Пино так долго пробыл во снах с живой Анной, что чуть снова не разрыдался.
– Я знаю, тебе нелегко, – сказал Микеле. – Но нам нужна твоя помощь.
Дядя Альберт кивнул:
– Мы должны поискать тело Марио на «Чимитеро монументале»[32].
Пино все еще хотелось накрыться с головой одеялом и искать Анну в своих снах, но он сказал:
– Я оставил его в саду около Порта Венеция. Я убежал оттуда.
Дядя Альберт сказал:
– Когда ты уснул вчера, я ходил туда. Мне сказали, что тело перенесли на кладбище, и мы можем найти его там среди других тел, найденных на улице за последние дни.
– Так что вставай, – сказал Микеле. – Втроем мы найдем Марио быстрее, чем вдвоем. Мы обязаны сделать это ради его матери.
– Меня узнают, – сказал Пино.
– Со мной тебе ничто не грозит, – сказал дядя Альберт.
Пино понял, что ему от них не отделаться.
– Дайте мне минуту. Я сейчас.
Они оставили его, он сел, чувствуя удары молота в голове и огромную, безмерную пустоту в сердце. Его мозг искал воспоминания об Анне, но он заставил себя прекратить эти поиски. Он не мог думать о ней, потому что в этом случае он должен был лежать и предаваться скорби.
Пино оделся и вышел в гостиную.
– Ты не хочешь поесть перед уходом? – спросил отец.
– Не хочу, – ответил Пино, он слышал, какой у него безжизненный голос, но ему было все равно.
– Воды, по крайней мере, выпей.
– Не хочу! – закричал Пино. – Ты оглох, старик?
Микеле отступил от него:
– Хорошо, Пино. Я только хочу тебе помочь.
Он уставился на отца – он не хотел и был не в силах рассказывать ему об Анне.
– Я знаю, папа, – сказал он. – Извини. Идем искать Марио.
В одиннадцать утра на улицах уже стояла удушающая жара и было почти полное безветрие. Они сначала шли пешком, потом сели на один из редких трамваев, потом их подвез друг дяди Альберта, сумевший раздобыть бензин.
В памяти Пино почти ничего не осталось от этой поездки. Милан, Италия, весь одичавший мир перестал для него существовать, порвалась связующая нить дней. Он смотрел на израненный город, словно издалека, он был чужим для этой бурлящей жизни, которая начала возвращаться в город после ухода немцев.
Они вышли из машины на площади перед кладбищем. Пино казалось, что он снова видит сон, который вот-вот обернется кошмаром. Они пошли к Фамедио, восьмиугольной часовне на «Чимитеро монументале», и к длинным арочным открытым колоннадам, отходившим от часовни вправо и влево.
Скорбный плач доносился из-за колоннад, потом вдалеке прозвучали выстрелы, а за ними раздался низкий, рокочущий звук взрыва. Пино было все равно. Упади на них бомба, он бы только порадовался этому. Он обнял бы ее и ударил по взрывателю молотком.
Они услышали гудок грузовика-самосвала. Дядя Альберт оттащил Пино в сторону, и тот посмотрел вслед машине мутным взглядом. Этот грузовик ничем не отличался от всех других, пока он не оказался с наветренной стороны от них и они не ощутили запах смерти. В кузове, словно дрова, были свалены убитые, посиневшие, распухшие тела, одетые и обнаженные, мужчины, женщины и дети. Пино согнулся пополам, его вырвало.
Микеле погладил его по спине:
– Что делать, Пино. Такая жара. Я на всякий случай взял носовые платки и камфору.
Самосвал развернулся на сто восемьдесят градусов и сдал назад к нижним аркам западной колоннады. Кузов начал подниматься. Сотня или больше трупов вывалились на клумбу и щебень.
Пино в ужасе стоял и смотрел. Неужели и Анна здесь? Среди этих тел?