Под алыми небесами

– Я не сказал ничего, – покаянно рыдал Пино, – ничего не сделал.

– О чем ты говоришь, сын мой? – спросил священник.

6

Пино, чувствуя, что продолжение исповеди совсем сломит его дух, вскочил на ноги и пошел вглубь собора. Он быстрым шагом миновал трансепт[31], вышел к двери, которую помнил по прежним временам, и через секунду оказался на Виа дель Арчивесковадо.

Тут он увидел толпу счастливых людей, направляющихся на площадь. Он прошел против движения, обогнул собор сзади. Пино хотел было пойти к дяде Альберту, когда увидел священника и рабочего, выходящих из дверей на дальней стороне собора близ Корсо Витторио. За ними находилась лестница, и он вспомнил, что поднимался по ней мальчишкой вместе с классом.

Появился еще один рабочий. Пино придержал дверь, прежде чем она закрылась, и стал подниматься по крутой узкой лестнице, уходящей на высоту тридцати этажей к галерее вдоль длинной стороны базилики, мимо горгулий, шпилей и готических арок. Он не сводил глаз с безупречной многоцветной статуи Мадонны на самой высокой башне Дуомо, дивясь тому, как она пережила войну и сколько разрушений видела.

Мокрый от холодного пота, дрожа, несмотря на пекло, он двигался между и под арочными контрфорсами, поддерживающими крышу. Наконец Пино остановился, достигнув балкона высоко над главным входом в собор. Он посмотрел на свой разрушенный город, на разрушенную жизнь, распростертую под ним, словно изорванная в клочья, пробитая пулями юбка.

Пино, мучимый страданиями, которым не было конца, поднял лицо к небу и прошептал:

– Я не сказал ничего, чтобы спасти ее, Господи. Я ничего не сделал.

Это признание снова вернуло его к трагедии, и он захлебнулся рыданиями.

– После всего… после всего, что было, у меня не осталось ничего.

Пино услышал смех, музыку и пение, доносящиеся с площади. Он шагнул на балкон и посмотрел вниз, опершись на ограду. В девяноста метрах под ним, в том месте, где он видел рабочих, устанавливающих прожекторы почти два года назад, теперь играли скрипки, аккордеоны и гитары. Он видел, как из рук в руки передаются бутылки вина, как целуются, танцуют, любят по другую сторону войны.

Боль и скорбь терзали его. Пино решил, что эта пытка дана ему в наказание. Он склонил голову… Ария паяца с разбитым сердцем звучала в его ушах, а Анна скрючивалась и падала снова и снова, и… за несколько секунд его вера в Бога, в жизнь, в любовь, в лучшее завтра растаяла.

Пино, держась за мраморный столбик, забрался на перила балкона – предатель, брошенный, одинокий… Он посмотрел на перистые облака, плывущие по лазурному небу, и решил, что в миг смерти хорошо смотреть на небо и облака.

– Господи, ты видел все, что я совершил, – сказал Пино, отпуская столбик, чтобы сделать худший из шагов. – Смилуйся над моей душой.

Глава тридцать первая

1

– Стой! – раздался за его спиной мужской голос.

Пино вздрогнул, чуть не потерял равновесие и не свалился с перил, он был близок к тому, чтобы пролететь тридцать этажей до брусчатки площади и разбиться. Но его рефлексы альпиниста были слишком сильны. Пальцы вцепились в столбик. Он удержался на перилах, смог оглянуться через плечо и почувствовал, что его сердце словно пытается уползти из груди.

Менее чем в трех метрах от него стоял кардинал Милана.

– Что вы делаете? – спросил Шустер.

– Умираю, – тупо ответил Пино.

– Вы не сделаете ничего такого. По крайней мере, в моей церкви. И не в этот день, – сказал кардинал. – Хватит кровопролитий. Спуститесь с перил, молодой человек. Немедленно.

– Милорд кардинал, так будет лучше.

– Милорд кардинал?

Князь Церкви прищурился, поправил очки, присмотрелся:

– Только один человек называет меня так. Вы водитель генерала Лейерса. Пино Лелла.

– Именно поэтому мне лучше спрыгнуть, чем жить.

Кардинал Шустер отрицательно покачал головой и шагнул к нему:

– Вы предатель и коллаборационист, который прячется в Дуомо.

Пино кивнул.

– Тогда спускайтесь, – сказал Шустер, протягивая руку. – Вы в безопасности. Я даю вам убежище. Вы под моей защитой, никто не посмеет прикоснуться к вам.

Пино хотелось зарыдать, но он поборол себя и сказал:

– Вы бы не дали мне убежища, если бы знали, что я сотворил.

– Я знаю, что говорил мне о вас отец Ре. Для меня этого достаточно, чтобы знать: я должен вас спасти. Возьмите мою руку. Мне становится нехорошо, когда я смотрю на вас там.

Пино посмотрел на протянутую руку Шустера, его кардинальское кольцо, но не взял ее.

– Чего бы хотел от вас отец Ре? – спросил кардинал Шустер.

При этих словах что-то дало слабину у Пино внутри. Он ухватил кардинала за руку, спрыгнул и встал перед ним, ссутулившись.

Шустер положил руку на дрожащее плечо Пино:

– Не может быть, чтобы все было так плохо, сын мой.

– Все гораздо хуже, милорд кардинал, – сказал Пино. – Хуже не бывает. Я совершил такое, что мне теперь прямая дорога в ад.

– Позволь мне быть твоим судьей, сын мой, – сказал Шустер, уводя его с балкона.