Почтальон

Травин уселся за стол, похлопал по суконному верху, попытался представить, что он должен передать дела, но перед этим добавить в них результаты очной ставки подозреваемых, одним из которых он, собственно, был. Потому что кто же будет с собой неполные папки возить, ведь не собирался же старший следователь под Первомай помирать, а значит, никуда ничего не отдал.

– Куда же ты их засунул? – Сергей на месте Лессера не стал бы мешать папки с другими документами, а положил их отдельно. Например, в ящик тумбы.

В верхнем лежали остро заточенные карандаши, пузырьки с чернилами, чёрная записная книжка и «Браунинг М1903» в кожаной кобуре. У Травина был точно такой же, красные командиры предпочитали наганы и маузеры, но Сергею всегда нравились небольшие самозарядные пистолеты. На оружии Лессера стояло клеймо «С.З.Ж.Д.».

Второй ящик был пуст, так же как и третий.

Оставался большой, под самой столешницей, который открывался ключом. Его взламывать пока не стали, но наверняка именно так и поступят, Сергей сомневался, что при обыске озаботятся поиском ключа. А вот он потратил две драгоценных минуты и обнаружил его в кобуре, в маленьком кармашке.

На первый взгляд ящик пустовал, но фанерка, изображавшая дно, была поднята слишком высоко и лежала неровно. Травин подцепил её, под ней лежали четыре папки. Первая – с делом Екимовой, вторая содержала материалы по ограблению ломбарда, третья, самая толстая, целиком была заполнена материалами по Сомову, на четвёртой стояла его фамилия. Травин засунул папки за пазуху, достал с полки несколько дел и положил на место изъятых, закрыл ящик ключом, а ключ положил обратно в кобуру.

– Прокурор, говоришь, – Сергей аккуратно прикрыл за собой дверь, – я подумаю.

– Долго ты, – часовой взял предложенную папиросу, засунул в карман, – а сказал, что мигом.

– Да этот Матюшин заставил меня письмо вслух читать, – Травин протянул ещё одну. – А я с чтением не очень-то, знаешь, вот и задержался.

– Вот изверги, – красноармеец и вторую спрятал, – так и норовят над простым человеком свою образованность показать. В следующий раз не пущу, имей в виду, а то шастают всякие.

Сергей пообещал ему больше не шастать и через десять минут был дома.

– Паша не появлялся, – отрапортовала Лиза, она выглядела получше, хоть и кашляла. – Заходил Васька, жаловался, что их опять хулиганы заставляли побираться у церкви, тётя Нюра принесла яйца и молоко, сказала, расплатиться можем и на неделе, а дядя Прохор притащил кусок сома, я уху поставила в печь томиться. Уроки я сделала, теперь гулять хочу. А ещё дядя Фомич приходил, тебя спрашивал, грустный он какой-то. Наверное, пилит его Варвара. Я на минутку выгляну на улицу, ладно?

– Закутайся хорошенько. Фомич что ещё сказал?

– Что в бане его не будет сегодня. Велел передать, что поговорить хочет, если вдруг появишься, он на работе до самого вечера.

Травин с сомнением поглядел на часы, потом – на толстые папки с исписанными листами. Мухин просто так не стал бы просить, с другой стороны, солнце только перевалило за полдень, и до вечера времени было навалом. Сергей разложил папки на столе, посмотрел на них, потом снова на часы и принялся за чтение.

Оторвался он только в четыре, в принципе, многое из того, что содержалось в делах, он уже знал, часть информации ему была не нужна, к примеру, отношения директора ломбарда и мадам Конторович, но некоторые листы он откладывал и прочитывал второй раз. Ясно было, что в деле Сомова нет многих подробностей, например, почему за ним организовали слежку и как нож попал в камеру. К этому эпизоду у Лессера возникло множество вопросов – буквально, вопросительные знаки, обведённые в кружочек, были щедро разбросаны по листам допросов, свидетельских показаний и отчётов. К слежке Сомова вопросов не было, значит, тут следователь был в курсе событий. А Травин – пока нет.

Дело Екимовой тоже содержало больше вопросов, чем ответов, Сергей хмыкнул, читая собственные слова, сказанные в камере наедине с Лакобой, а потом задумался, просмотрев протокол допроса самого Лакобы. Вытащил из дела записку, приколотую к отчёту криминалиста, сравнил с объяснительной, скрепил их вместе. На отчёте печатными буквами написал, что стиль изложения в записке не совпадает с образцом.

Матюшин на каждого из получателей писем завёл отдельный опросный лист, все показания, как он и сказал, ничего нового на маршрут Екимовой не проливали. Следователь и Черницкую опросил, та повторила то, что сказала Сергею. И еще – у Максима, оказывается, были бабушка и дедушка по отцовой линии, они жили в Изборске, который оказался на территории Эстонии, сын Черницкой каждое утро субботы приезжал к матери на поезде и в воскресенье уезжал. Сергей сделал пометку, значит, когда Екимова отдавала «Мурзилку», мальчика дома не было.