Почему у собаки чау-чау синий язык

– А если оно не придет? – я поднялся и повернулся к Саше. Кровати наши, как и комнаты в зале ресторана «Балтика», напоминали букву «Г», – видимо, это был пярнуский стиль.

В ответ он развел руками.

Обладая, видимо, б ольшим чувством ответственности, я не мог допустить, чтобы исчезновение Эльмиры, чей дух я вызвал сам, как тень отца Гамлета, выбило нас из проложенной с таким трудом колеи к будущей всесоюзной славе и успеху.

– Вдохновение само не приходит, – убежденно сказал я. – Давай работать. Говори первую строчку.

– Здравствуй, Бим! – заорал Саша так, что за стеной что-то хлопнуло и разбилось. Похоже, невозмутимый прибалтийский домовладелец выронил из рук чашку.

– Идиот, – свистящим шепотом взвился я. – Хочешь, чтобы нас на ночь глядя выселили? Одевайся, пойдем.

Я не успел докурить на улице сигарету, как из дома вылез с недовольным лицом мой соавтор, так я буду теперь его иногда называть. Раздвигая гуляющих прохожих, мы деловым шагом отправились к ресторану «Балтика». Долгие северные ранние вечерние сумерки с бледно-голубыми уличными фонарями на желтом небе освещали нам путь. Мы шли так уверенно, будто наш сценарий принят с большим успехом и не сегодня, так завтра на передаче КВН нам вручат премию Ленинского комсомола. Мы почти дошли до ресторана.

– Медаль «За спасение утопающих» тебя устроит? – вдруг спросил меня соавтор.

От такой телепатии я на время потерял дар речи.

– Это правительственная награда, – убеждал меня Саша. – Если ничего путного здесь не выйдет, я якобы утону, а ты якобы меня спасешь.

План, предложенный моим другом, имел, конечно, свой смысл. О нас бы написала местная газета, какая-никакая, а известность, которую всегда можно перевести во что-то материальное. Я оценил великодушие друга. Не каждый захочет, чтобы в газете рядом с твоей фамилией написали «утопающий».

– Ладно, – ответил я, – посмотрим, как дальше будет складываться жизнь. Может, ближе к отъезду я тебя и спасу. Раньше не стоит.

– А раньше тебя и не просят.

Не всегда Сашины инициативы приносили неприятности и убытки. Иногда благодаря им можно было даже напиться, как, например, с придуманной им суперигры «Занзибар».

В холле нашего Архитектурного института с двух сторон в стенах были устроены открытые проемы, за которыми находился гардероб. С одной стороны работали профессиональные старушки-гардеробщицы, и там, как правило, переодевался преподавательский состав, с другой – по очереди дежурили студенты, поскольку профессионалов, как всегда, не хватало.

Наступил мой черед дежурить в гардеробе – вместе с Сашей Зегалем. Как мы оказались в одной смене, совершенно не помню. Саша и Витя были из третьей группы и учились у Бориса Григорьевича Бархина. Я в первой, где руководителем проекта (как мастер в театральном училище) был Геннадий Яковлевич Мовчан.

Тупо принимать и выдавать пальто было неинтересно, поэтому мы решили очередь поделить на мужскую и женскую. Но на буквы «М» и «Ж», которые мы повесили по краям проема, никто внимания не обращал. Ко второй паре, когда стали подтягиваться уже не нищие первокурсники и второкурсники, а состоятельные старшекурсники, Саша им сразу предлагал сыграть в «Занзибар». Эту игру он разработал тем же утром, но так до сих пор не запатентовал. Выглядела она так. Кладет перед ним пальто, предположим, Надя Саяпина, чей папа, как потом выяснилось, был одним из руководителей оборонного комплекса страны. Саша у нее спрашивает: «Надь, сыграешь со мной в “Занзибар”?» – «А что это такое?» – кокетливо спрашивает Саяпина, сторонница всего прогрессивного. «Да всего только и надо, – вкрадчиво говорит ей Зегаль, – задумать число!» – «Ну!» – интересуется Саяпина. «Задумала?» – и Саша кладет на прилавок двадцать копеек (два пирожка с мясом, между прочим). «Ну!» – закатывает глаза блондинка Саяпина. «Клади деньги!» – тоном, пресекающим всякое возражение, требует Зегаль. Саяпина выкладывает свои двадцать копеек… Забегая вперед, скажу, что со студентами из южной части страны Зегаль играл по рублю. «Скажи, какое число задумала?» – требует Зегаль. «Ну, – мнется Саяпина, а зачем?» – «Так надо», – сурово командует Зегаль. «Сорок!» – выпаливает Саяпина. «А я шестьдесят восемь, – заявляет довольный Зегаль. – Я выиграл», – и сметает деньги в карман. Я разношу пальто за двоих, Саша занят. Сумма, «заработанная» нами к концу дня, лишает меня всякого стыда. Игра, естественно, одноразовая, но прибыльная.

Толкнув дверь, Саша вошел в ресторан, я следом. Из-за угла второй комнаты высунулся Лёня и призывно махнул нам рукой. Как-то странно было наблюдать супругов без их во все встревающего вундеркинда. Будто бы чего-то в них не хватало.

– Советую карбонат, – как завсегдатай предложил Лёня.

– И водочки немного возьмите, – посоветовала Наташа, взяв на себя функции сына. Сейчас он, наверное, профессор где-нибудь в Стэнфорде или Гарварде.