«патриотизм» пришлось срочно реабилитировать, ему был пришит постоянный эпитет
«советский», предотвращавший ассоциации с патриотизмом «неправильным».
Воспитанная партией интеллигенция, в свою очередь формирующая общественное
сознание, так с этим до «перестройки» и дошла: советский патриотизм лучше
русско-российского, а если патриотизм плох как таковой, то «реакционный» —
заведомо хуже советского.
Невостребованное наследие.
1991. Что это было.
В сущности вся история Совдепии есть история отказа (с отливами и приливами) от
наиболее одиозных положений породившей её идеологии: от попыток введения
коммунизма по Манифесту (вплоть до поползновений к обобществлению жен) и
немедленного мирового пожара — к «социализму в одной стране» и
квазигосударственным институциям, затем, когда припекло, — к запрятыванию в
карман Коминтерна и вытаскиванию «великих предков», ещё позже к экономическому
стимулированию, наконец, правящему слою захотелось самим изобразить нормальных
людей. Естественно, что всякий раз в выигрыше оказывались властные группировки,
быстрее осознававшие необходимость приспособления к жизни.
Родовые черты советской системы — противоестественность, неэффективность и,
соответственно, неконкурентоспособность не оставляли ей шанса на сколько-нибудь
длительное (по историческим меркам) существование (благодаря некоторым
благоприятным для себя ситуативным обстоятельствам она даже несколько превысила
ожидаемый срок своего существования лет на 10–15). Это в созданной после
кровавой революционной бани обстановке тотального контроля и террора с
неограниченными возможностями безальтернативной промывки мозгов можно было
некоторое время компенсировать неэффективность соцтруда его бесплатностью. Но,
как был обречен (в силу смертности его носителя) сталинизм, так с концом
сталинизма была обречена советская система в своем привычном виде. Дилемма-то
всегда оставалась такой же, как в свое время с НЭПом: должен был кончиться либо
он, либо советская власть. Но тогда, хотя допущенные капиталистические элементы
были настоящие, власть ещё не имела возможности убедиться в маразматичности
своей идеологии и кончился, естественно, НЭП (и задуманный лишь как временное
отступление). Теперь же, когда она вполне в этом убедилась, в роли этих
элементов (за отсутствием настоящих) выступила она сама, отчего он может длиться
очень долго, впредь до полной ликвидации совкового наследия, пока не будут
отброшены и остаточные глупости.
Во всех европейских странах и даже в некоторых осколках СССР процесс возвращения
к формам нормальной жизни после ликвидации коммунистических режимов
сопровождался восстановлением прямого преемства с прерванной коммунистическим
господством прежней государственностью (даже в тех случаях, когда последняя была
весьма эфемерной, как в Прибалтике, где существовала всего 20 лет). В России не
только не произошло чего-то подобного, но и вопрос об этом даже не ставился (и
не ставится до сих пор). Среди нескольких сот лиц, представлявших к 1991 г.
политическую элиту, было достаточно таких, которые остались верны
обанкротившейся идеологии, нашлось множество тех, кто радостно бросился
отстраивать «новую Россию» как бы с чистого листа на базе современного
зарубежного опыта, но не обнаружилось никого, кто бы вздумал обратиться к
отечественному досоветскому наследию и попытаться соединить разорванную нить
преемства от собственной докоммунистической государственности.
Причины, предопределившие невостребованность российской государственной традиции
(которые будут рассмотрены ниже), можно, как представляется, свести к четырем
основным факторам: территориальный распад, сохранение у власти прежней элиты,
состояние общественного сознания и внешнеполитические условия. Однако о действии
этих факторов возможно говорить только потому, что события 1991 г. не были тем,
чем их обычно представляют как сторонники, так и противники «новой России».
Привычный разбор «недостатков» перехода к рыночной экономике, констатируя
некоторые очевидные вещи (поспешная раздача наиболее прибыльных сырьевых
объектов, ваучеризация, незащищенность малого бизнеса и т.д.) как бы исходит из
того, что существовал некоторый сознательный план по возвращению страны на путь
нормального развития с целью увеличения её благосостояния и обретения
пристойного лица при сохранении государственного величия и роли в мире, но вот
«неправильными» людьми были совершены «неправильные» действия, почему так все и
получилось. Однако в стране не было людей, мыслящих подобным образом, и целей
таких на самом деле никто и не ставил. Начавшиеся в конце 80-х процессы
теоретически, конечно, могли иметь разные результаты: сохранение как советского
идейного наследия, так и единства страны, ликвидация этого наследия при
сохранении единства страны, такая же ликвидация, но ценой распада страны. Однако
в реальности, учитывая то, с чем мы пришли к «перестройке», был возможен только
тот, который и осуществился: и страну развалили, и от советского наследия не
избавились.