Почему РФ - не Россия

своей сущности было прежде всего движением антисоветским и размежевание красных

и белых проходило именно по линии отношения к советскому режиму и всему

комплексу советского наследия. Если для одних 7 ноября был главным

государственным праздником, то для других — «Днем Непримиримости», и сделать из

этой даты «День согласия и примирения», как пытался ельцинский режим, было

совершенно невозможно. «Объединенная оппозиция» в действительности представлала

собой не объединение не правых с левыми, а левых — с левыми, изображающими из

себя правых; не союз «белых и красных» (что в принципе невозможно), а союз

красных с такими же красными, но «национально окрашенными» (что совершенно

естественно). Опубликованное в связи с этим в конце 1994 г. заявление «Белая

эмиграция против национал-большевизма» (в России его опубликовали, в частности,

«Независимая газета» (25.10.1994), «Экспресс-хроника» (1.11.1994), «Новый Мир»

(1995, №1), подписанное последними оставшимися в живых участниками гражданской

войны, их потомками и руководителями всех основных белоэмигрантских организаций

с изложением позиции Белого движения, нанесло весьма чувствительный удар по

претензиям национал-большевизма говорить от имени наследников исторической

российской государственности.

В национал-большевистской публицистике просматривалась также тенденция оседлать

монархическую идею и с её помощью сделаться судьею между белыми и красными (как

если бы они сами были не одной из сторон, а чем-то потустороннем, высшим по

отношению к ним), а в конце 90-х годов, оставив поползновения на «заединство» с

эмиграцией они прямо выступили против Белого движения, обвинив его в «масонстве»

и «феврализме», а себя подавая как наследников монархии. Попытки

национал-коммунистов поставить себя «правее» Белого движения и зачислить в свои

ряды «самых крайних» монархистов, противопоставив их Белому движению, да ещё

опираясь на них, обличать антисоветские взгляды, выглядели весьма забавно в

свете того, что те деятели, которые действительно были правее Белого движения в

целом, во-первых, сами все к нему принадлежали (составляя его крайне правый

фланг), а во-вторых (и это главное), они-то как раз и были самыми лютыми

ненавистниками Совдепии (если более либеральные и левые элементы эмиграции в

1941–1945 гг. могли позволить себе «оборончество» или рассуждения о «двойной

задаче» то монархисты, а особенно такого толка, воевали в составе разных

антисоветских формирований).

Существовал, впрочем, и собственно «коммунистический монархизм» — как вариация

сталинизма (в этой среде существует версия, что Сталин втайне мечтал о

монархии). Идея своей, «красной монархии» действительно близка тем, кто готов

наполнить знаменитую триаду «Православие, Самодержавие, Народность» советским

содержанием. С православием «красные монархисты» вполне согласны были мириться,

даже оставаясь большевиками, коль скоро оно призвано придавать их будущему

режиму респектабельность (опять же в точном соответствии со сталинской

практикой). Недаром излюбленное самоназвание национал-большевиков —

«православные коммунисты». Самодержавие они понимали как тоталитарную диктатуру,

а народность — как социализм со всеми прелестями «коллективизма», воплощенного в

колхозном строе. Земский Собор в национал-большевистской интерпретации

представлялся в том духе, что съезжаются какие-нибудь председатели колхозов,

советов, «красные директора», «сознательные пролетарии» и т.п. и избирают царем

Зюганова.

«Патриотическое движение», во главе которого выступали те же национал-коммунисты

из «Завтра» и т.п. изданий не имело самостоятельного ни политического, ни

идеологического значения, сколько-нибудь существенным влиянием само по себе не

пользовалось, и конечно, ни о какой самостоятельной роли и претензиях на власть

мечтать бы не могло. Но оно довольно успешно обеспечивало зюгановской партии

патриотические, православные, а то и монархические декорации позицией «я не

коммунист (иногда даже — антикоммунист), но за коммунистов». На протяжении 90-х

годов все организации, провозглашавшие лозунг «ни белых, ни красных» или «и

белые, и красные», при ближайшем рассмотрении непременно обнаруживали свою

красную сущность. Наиболее надежным критерием для уяснения сути той или иной

«патриотической» организации этого времени было её отношение к КПРФ. «Русский

Вестник» мог переругиваться с «Нашим современником», «Литературная Россия» с

«Завтра», равно как могли изничтожать друг друга авторы этих изданий, но Зюганов

оставался неприкасаем для любого из них.

В 90-х годах национал-большевизм в разных формах занимал подавляющую часть

красного спектра. Коммунистические группировки, демонстративно исповедующие

«пролетарский интернационализм», хотя имели массовую базу (как «Трудовая

Россия»), в идейно-политическом смысле находились на обочине. Основная часть

коммунистов объявила себя русскими патриотами и заявила о готовности

подкорректировать Ленина и строить свой «русский коммунизм». Зюгановская партия

с газетами «Правда» и «Советская Россия» представляла собой наиболее красную (и