Почему РФ - не Россия

обстоятельством, что после бомбежек Югославии, несмотря на то, что «никто не

заставляет молодежь верить в Россию и участвовать в патриотическом энтузиазме»

многие пошли бросаться яйцами в американское посольство; печатались статьи и

коллективные письма «деятелей культуры» с осуждением недовольства (и без того

довольно робкого) российских властей военной акцией НАТО, поднималась истерика

всякий раз, когда сверху раздавались слова (только слова) о «защите русских за

пределами России». Если же вспомнить, что и как говорилось во время попыток

властей РФ противостоять чеченскому сепаратизму, как освещались тогда эти

события даже на всех государственных каналах ТВ (находившихся под полным

контролем этой же публики), то едва ли потребуются дополнительные разъяснения.

Как же могли люди, придерживающиеся подобных взглядов, относиться к

историческому наследию Российской империи и её судьбе? Только так, как они и

относились. Отношение к истории России, её институтам и деятелям достигало в

этой прессе высот «изначального большевизма» (с которым и было генетически

связано большинство публицистов этой среды). Оттуда можно было узнать, в

частности, что монголо-татарское иго «было придумано, чтобы оправдать захват

московскими князьями сперва земель финских и литовских народов, а потом тюркских

территорий», что казаки «были смешными и жалкими... если бы казаки славились

храбростью, то Ленин взял бы для охраны Кремля их, а не латышских стрелков», что

в 1812 г. «славу русскому оружию принесло преследование добровольно уходящего

врага», что «разложение русской армии началось Петром I, посадившим военных на

казенное довольствие в залог будущих успехов (каковых не последовало) и

бесславную русскую армию демобилизовали в 1918 г.». Канонизация Императорской

семьи была здесь встречена с крайним раздражением («Почему новоявленных святых

навязали сегодня России чуть ли не на государственном уровне?»), заодно были

охаяны и все прочие страстотерпцы, начиная с Бориса и Глеба и выражено опасение,

что «канонизация укрепила позиции ультранационалистов и неизбежно скажется на

процессе обучения и на исторической науке».

Основным объектом критики в этой прессе на протяжении всех лет была российская

«державность» как таковая. «Возрождение величия России», утверждение того, что

«Россия была, есть и будет великой державой» были отнесены к набору фашистских

идей, каковой включал также «империализм, всякого рода «возрождения отечеств» и

их былой славы, возрождение старой морали, добуржуазных ценностей и традиционной

религии», утверждалось, что «Великая Россия — это великие потрясения», что

«Весть о величии России противоположна Благой вести о смирении Бога до

Рождества, Распятия и Воскресения» и слова о «величии России» открывают нам грех

— грех гордыни» (противопоставление церкви государству вообще играло в этих

построениях заметную роль; по ТВ тогда можно было услышать, что в XIV в. на Руси

противостояли друг другу «два полюса» из которых Сергий Радонежский воплощал

христианское добро, а Дмитрий Донской — государственное зло). Положение, в

котором оказалась страна представлялось вполне удовлетворительным: «Надо бы нам

расстаться со своей привычкой изображать из себя перворазрядную державу. Великую

державу. Нам бы по значимости притулиться где-нибудь между Египтом и Колумбией.

И сидеть бы тихо. И не рыпаться». «Либо мы признаем свое поражение в

противостоянии с цивилизованным миром и занимаем в нём соответствующее нашему

состоянию место, либо мир перестает делать вид что принимает нас всерьез». Между

тем как «Цивилизованный мир неизбежно должен выступать сейчас в авторитарной

роли полицейского, учителя, «цивилизатора», поскольку в «повестке дня» XXI в.

виделось «создание целостной системы всемирной власти, в конечном счете — единое

мировое государство». «С авторитаризмом можно будет согласиться, если его целью

будут не мифические лозунги «возрождения России», а... если хватит ума подавлять

фашиствующие команды и партии». О робких попытках ельцинской власти «надуть

щеки» писали как о «великодержавных претензиях России, её готовности диктовать

суверенным странам модели поведения». «Россия больна собой, своей тысячелетней

имперской традицией... Обнажение русской метрополии и якобы освобождение от

«имперского прошлого» вызвали невиданный, со скрежетом зубовным, имперский

реванш. Остановить его может только Поражение. Я верю в Поражение своей Родины.

Я верю в её идейный разгром с такими же последствиями, как в Германии в 45-м».

Юбилей Пушкина встретили так: «И будет совсем ужасно, если услужливые дятлы на

потребу орлу-меценату начнут выстукивать нового Пушкина — приверженца

монархизма, порядка и борьбы с коррупцией, а также с сепаратизмом». В преддверии

президентской кампании 2000 г. с тревогой отмечали, что она «будет иметь

сильнейший национал-державный акцент».

Понятно, что разговоры о возможности восстановления в том или ином виде

территориальной целостности исторической России и даже сохранения целостности

Российской Федерации воспринимались с особенной остротой (в великодержавных