Побратимы

— Порядок! Дай листок бумаги и пиши покрупнее: сыпняк, сибирка или еще что- нибудь. За этой вывеской просижу день. А вечером, с этим же хламом, — указал он на узлы белья, — опять нырну в прачечную и ночью — дай бог ноги. Кстати, эта поклажа мне понадобится в изоляторе. В нее заверну лесную посылку.

Обмакнув карандаш в чернила, Осипов выводил буквы. А Лешка передавал новости:

— Запомни, Николай Петрович: Ладислав Томаш, кличка — Славик. Пароль явки: «По вашим желаниям». Отзыв — «С русскими». Это солдат-словак. Их часть стоит на Караимской, пятьдесят, шестьдесят восемь и семьдесят. Через Славика, если потребуется, сдублируешь связь. С ними пока никого не знакомь. Условься и о знаках явки на новых местах. Он знает два моих лаза. К вам меня провожал. И на мясокомбинате был. Парень надежный. Смелый. Будет носить передачи пленным. Если что, спасайся с их помощью.

Доктор намазал клеем объявление и повторил про себя:

— Ладислав Томаш… Славик… По вашим желаниям… С русскими.

Вскоре на дверях изолятора появилась табличка:

ТИФ! НЕ ВХОДИТЬ!..

На следующий день Калашников должен был встретиться с Алексеем Шерстюком, который наблюдал за редактором фашистской газеты «Голос Крыма» Быкавичем, сдать ему маломагнитную мину, предназначенную для уничтожения Быковича, и вернуться в лес.

Выйдя на Пушкинскую, Калашников вдруг услышал:

— Лешка!? Здоров!

Алексей опешил. Перед ним стоял… Ющенко: тот самый Алексей Ющенко, что был четвертым в кубрике корабля на Тихоокеанском флоте и который, по словам Бабушкина, убежал к японцам. Одет просто: кепка, ватник…

— Не узнаешь? Хорош друг!

Калашников почувствовал, как его охватила ненависть. «Шлепнуть бы тебя, гадина! Раздавить!» Поступил же разведчик по-иному:

— Ющенко?

— Он самый.

Обнялись, расцеловались — и это выпадает на долю разведчика. «Немцы, значит, перекупили тебя; изменник», — мелькнула мысль.

— Пошли! — с места в карьер пригласил Ющенко, беря Алексея об руку. — Позавтракаем. Поговорим.

— Я занят… — притворно упирался Калашников. Потом согласился.

«Ну что ж, поговорим. „Подцепить“ надо тебя».

Пока шли, Калашников рассказал о себе: работает кузнецом в общине Акшеихского района. Приехал за углем и металлом.

Их встретила жена Ющенко — красивая блондинка, средних лет. Роскошная сервировка стола, богатая обстановка, шинель и фуражка офицера СД в прихожей — все заметил острый глаз разведчика. Его любопытство удовлетворял не в меру расхваставшийся хозяин: оказалось, что он — инспектор фашистских тюрем.

Едва начался завтрак, как в комнату вбежала большая овчарка. Следом за нею вошла модно одетая девушка со стеком.

— Мама! Со мною Костя и его друг.

Минуту спустя вошли офицеры СД. Знакомство, минутная суета за столом, и за завтраком уже сидела вся компания. Напротив сел друг Кости. В противоположность Косте, говорящему по-русски, он молчал, часто поглядывая на Алексея.

Завтрак затянулся: тосты, закуски, опять тосты.

Было очень жарко, да и оделся Алексей тепло, собираясь в лес. Кроме того бросало в жар от острых взглядов, которые метали на него то хозяйка, то Костин друг. А Костя подсел к Алексею вплотную, и, положив руку на колено партизана, спрашивал:

— Скажите откровенно: что говорят русские крестьяне по поводу мира с Германией?

— Русские всегда за мир. За справедливый, конечно, — отвечал партизан, отправляя в рот кусок ветчины.

В кармане Калашникова лежала мина. На колене, чуть пониже кармана — рука немца. Алексей чувствовал себя так, будто у ног его шипел готовый взорваться снаряд.

Пот заливал глаза, но доставать платок из кармана брюк было опасно:

— А что они понимают под справедливым миром? — не унимался Костя…

Все время, пока прощался с Ющенко и договаривался с ним о новой встрече, пока шагал по улицам и находился в квартире Лидии Котляровой, казалось: обильно течет пот, острыми взглядами в душу лезут жена Ющенко и молчаливый фашист, Костя прощупывает разговором о мире, а его рука все еще сжимает колено и вот-вот «накроет» мину.

На Садовой, двадцать четыре, Калашников инструктировал Лиду:

— Если Ладислав или Ян приведут человека и тот назовет себя «Медик» — спрячь его в подземелье. А если словаки скажут, что «Медику» нужны медикаменты, передай им мины и гранаты.

— Понятно, Леша.

— А теперь беги к Дусе Глобиной. Скажи: через полчаса буду у нее. Прямо сейчас идем с ней в лес.

— Днем? В лес? — остановилась в растерянности Лида.

Не бойся. На рожон не полезу. Вот погляди. Алексей достал из бокового кармана пиджака две бумажки и прочитал:

— «Предъявитель сего Аджи-Умеров Аблямит является учителем Тернаирской школы Симферопольского района…» А это вот — пропуск в Симферополь. Сейчас проставлю в нем дату и — морской порядок.

— Все равно, Леша, днем в прилесной зоне опасно, — тревожилась Лида. — Хватают там без разбору.

— Все наше дело, Лидуся, опасное.

— Дождись ночи, — упрашивала она Лешу.

— Нельзя, Лидуха. Важная встреча произошла. Пойми! Операция новая подвернулась. Слетаю в лес и вернусь. Беги! Времени у меня в обрез.