Побратимы

Кормили фашисты плохо проваренной похлебкой из несвежих костей и необработанной требухи. Соли и хлеба не давали. Система охраны была продумана немцами до мелочей. Нетрудно понять главную ее цель: уморить, истребить, а тем, кто живуч, не дать набраться сил, чтобы не вздумали бороться…

Алексей Калашников и Александр Балацкий и тут вместе. Они — севастопольцы. Бились с врагами все двести пятьдесят дней. Ну, а теперь что? Молчать? Покориться? Нет! Тысячу раз нет! Пока есть севастопольцы, пока хоть один еще жив, подвиг Севастополя будет продолжен!

Алексей лежал на соломе. Взгляд его изучал зарешеченное окно.

— Сашка! А что, если через эту решетку?..

Костыли, державшие низ решетки, выдернуты. В глухую полночь севастопольцы выпрыгнули из окна камеры.

Они возвратились тем же путем под утро, нагруженные продуктами для ослабевших друзей, — моряки готовили групповой побег. А гитлеровцы утром обнаружили у продовольственного склада убитого часового.

Как-то на мясокомбинат пригнали с полтысячи телок. Молодые, породистые. Вместе с ними в лагерь словно залетел ропот крестьян: последних забрали, грабители. Алексей и Александр изъявили желание стать пастухами: может, удастся сблизиться с людьми, знающими места базирования партизан. Однажды во время суматохи, вызванной налетом советской авиации, пастухи «растеряли» телок. Немцы недосчитали 97 голов скота и отправили пастухов в карцер.

Судьбе, однако, угодно было, чтобы одиночные камеры Леши и Саши оказались рядом. Вскоре друзья одновременно «заболели» «дурной болезнью», попали в госпиталь и там, быстро «выздоровев», пошли работать на лесопилку. Ночью, положив доски на проволочное заграждение, моряки убежали. Прятались на тайных квартирах подпольщиков Якова Ходячего. Возобновили связь с лагерем и подготовку товарищей к побегу. Потом — партизанский лес. Леша с Сашей и тут вместе. Только после их рассказа мы поняли, почему они так дружны, отчего так обрадовались появлению в нашем лагере Андрея Бабушкина.

Обжились севастопольцы в лесу быстро. Калашников и Балацкий попросили поручить им работу среди узников в немецких лагерях. Подпольный центр согласился. Друзья ходили в Симферополь, носили туда тол, мины, листовки, приводили оттуда тех, кому удавалось бежать из фашистских застенков.

В один из таких рейдов Алексей пошел один — Александр заболел. И как раз этот рейд Калашникова был полон трудных неожиданностей, которые начались в первый же день…

В Симферополе Алексею надо было встретиться с Николаем Петровичем Осиповым, работавшим врачом в лазарете для пленных на Речной, восемь, и передать ему тол и мины для диверсий на кожкомбинате и на мельницах, которые готовили антифашисты лагеря.

Алексей оставил в условленном месте знак-вызов на встречу через два дня и зашел в харчевню пообедать.

За соседним столом сидели два словацких солдата. Пили пиво. При появлении русского словаки начали говорить на ломаном русском языке. Алексей поймал на себе их дружелюбные взгляды.

«Может, это такие же парни, как и те, что в нашем лагере? — подумал Калашников. — Что, если проверить? Время есть. Попробую!»

— Господа! Нет ли у вас огонька? Прикурить…

— Есть. Пожалуйста, товарищ.

«Товарищем назвали», — отметил про себя Алексей. Словаки охотно положили на стол Алексея коробок спичек и пересели за его столик.

— Мы рады посидеть с вами, — сказал рослый чернявый солдат и заказал пиво.

Алексей взял кружку:

— За исполнение ваших желаний, господа!

— Дружба з русскими — то наше желание, — первым чокнулся чернявый.

— И победа вместе с русскими, — дополнил второй словак, коренастый русоволосый крепыш с круглым лицом и румянцем во всю щеку.

— И киньте ви це слово «господин», — улыбнулся чернявый. — Мы есть товарищи. Товарищи — це ано[60]. А к господинам мы не маемо любов.

Зал столовой был пуст, но откровенные высказывания в харчевне не предвещали ничего хорошего.

— Где я вас видел? — перевел Леша разговор на другую тему. — Часом, не вы воевали с немцами за мальчика?

Разведчик вспомнил историю, приключившуюся на днях на немецком складе. Тогда немец стал бить мальчика, а двое словаков вступились за него. Произошла стычка. Мальчика спасли. Это был Володя Соколов юный помощник Алексея Калашникова.

— Мы! — с достоинством ответили словаки. — Якщо вы про ту зражку[61], яка була во дворе по улице Гоголя, то це мы.

Из харчевни они вышли вместе. Петляя по глухим переулкам, Алексей прощупывал настроение новых знакомых.

— Вы что так неосторожно ведете себя? Подслушают — и тюрьма. Да и не так просто поверить вам. Теперь даже фашисты заигрывают с русскими.

— Прохаю прощение, — ответил высокий солдат, Ладислав Томаш, — який дурень может верить гитлеровцам? У сему свиту зрозумительно, што позад ще одного Курска фашисты ще красивше заспевают.

— Но вы — в армии Гитлера.

— Мы тут против нашего желания, — запротестовали словаки. — И до первого встречания з Красной Армией или з партизанами.

— Но нельзя же так открыто заговаривать с русскими!

— Це нам ведомо. Словаков теж немало взято в гестапо. Але русских товарищев через молчание знайти не можно.