Побратимы

Два часа спустя Щеглов и Либесток были уже в тайниках Симферопольского подполья… Затем оба пришли в лес, стали партизанами.

В разговорах незаметно проходит время. Близится полночь.

…Поляна вся исхожена. Ночь наполовину укорочена. А говорить еще хочется. Встреча волнует и радует.

— Друзья! — останавливает нас Петр Романович. — А кто тут хозяин?

— Партизаны, — отвечаю ему.

— А где же партизанское гостеприимство?

С помощью ординарцев и Беллы мы быстро разжигаем костер и садимся за партизанский стол. Едим лепешки, копченую рыбу, брынзу. И продолжаем разговор.

— Михаил Васильевич! — обращается к гостю Петр Романович. — Какие у вас есть просьбы? Чем вам помочь?

— Присылайте ла румын листовки. Давайте их много-много.

— Листовки у нас на русском языке. Их румыны не прочтут.

— Не вашно, не вашно, — говорит Михайлеску. — Румын понимает правду и по- русскому. Ви давайте много.

— Хорошо, — обещает Петр Романович. — Будут листовки у вас. А еще чем помочь?

— Давайте нам мины.

— А вы готовы к диверсионной работе? — справляюсь я. — Минеры у вас есть? Место хранения мин подготовлено?

Все, оказывается, подготовлено.

Обещаем дать румынам и подрывную технику.

— Охотников на подпольную работу становится много, — утверждает

Михайлеску. — Настроения солдат с каждым днем меняются. Каждая победа Красной Армии обязывает солдата думать. И он думает.

— А как там наши крестники? — вспоминаю об отпущенных пленных румынах. Рассказываю, как было. Но Михайлеску прерывает. Оказывается, он в курсе дела.

— Ви сделали большую работу. Солдаты, какие прибегали от лесу, расказуют: ла румын, ла партисан — товарищи. Командир батальона узнал и уставил солдат наперед строю. Приказаль, штоб они сказали, што партисан плохо делал. А солдаты говорили как было. Немцы посадили солдат. Батальон перевели в степную часть Крыма. Дальше од лесу. А командир батальона росжалуван.

Мы переглядываемся.

— Значит, батальон противника из строя выведен!

— Без одного выстрела! — добавляет Михайлеску. — И над а считать больше. О добром поступке партисан знают и в других частей румынской армии. И там солдаты говорят: ла партисан и ла румын — товарищ. Два румынских полка убрали од леса.

Ясный полумесяц весело посматривает на нашу поляну уже с большой высоты небосклона. О времени расставания напоминает и подошедший Белла.

— Товарищи приятели, — говорит он, вновь подсаживаясь на корточки к костру. — Пробачте, але надо кончать встречание. Нам уже треба на город.

Да. Час ночи. И не заметили, как проговорили два часа.

Провожаем гостей к машине. Оказывается, они приехали на советской «эмке». Крепко жмем им руки.

— До свидания, дорогие друзья!

— До свидания! Просимо передавать привет усем партизанам, — говорит Михайлеску, садясь за руль.

Шлем привет и мы: побратиму-поляку Щербицкому и Владимиру Филатову, Александру Скрипниченко и другим соратникам по подполью. На прощание напутствуем:

— Глядите, друзья, в оба! Не забывайте: вы — глаза и уши советского фронта в немецко-румынских штабах. Оступиться не имеете права. Слышите! Будьте осмотрительны!

— Цэ мы не забуваемо, — отвечает Белла. — Мы не пошиты лыком.

— Будет порядок! — смеется Михайлеску.

Он посылает рукой прощальное приветствие. Вырулив на дорогу, машина скрывается за поворотом.

Шел октябрь. Все новые и новые радостные вести поступали с Большой земли. Красная Армия наносила по врагу удары — один сокрушительнее другого. Все ярче разгоралась и партизанская война в тылу врага. Духом побед Красной Армии были наполнены радиопередачи, газеты, листовки, беседы агитаторов. Он, этот дух, как выразился Михайлеску, заставлял солдата думать, и в партизанском лесу все чаще происходили радостные встречи с этими думающими…

Первого октября появился словак Белла.

— Доложую, — лихо козыряет он. — Эм-эм повернулся на Симферополь успешно. А я повернулся на лес вместе с новыми словацкими партизанами.

— Где они? Сколько их?

— Коло нашего шатра. Четыре их.

— Веди их сюда.

И вот четверка словацких парней перед нами: «Приймить до партизанского табору!»

Начальник штаба бригады Котельников, раскрыв тетрадь приказов, просит новичков сказать имена, и словаки называют себя:

— Ладислав Ульбрик.

— Франтишек Бабиц.

— Франтишек Сврчек.

— Ян Новак.

Двенадцатого октября к часовому партизанской заставы подошел мальчик лет двенадцати. Шапка-ушанка, ватник, брюки и ботинки — все на нем непомерно велико. Худое личико не по летам серьезно. Спрашивает «командира партизан» и, когда его привели к политруку Клемпарскому, по всей форме докладывает:

— Товарищ командир! Привел партизан.

— Каких-таких партизан?

— Словацких.

— Хочешь сказать — солдат словацких привел?

— Нет, они партизаны. Мы уже били немцев и полицаев!

Парень во всю прыть побежал за своими словацкими партизанами, привел их на заставу, а через час сержант Ланчарич Антон и сержант Хоцина Иозеф уже были у нас, в лагере. Те же мягкие, певучие голоса и та же просьба: «Приймить до партизанского табору».