Побратимы

Лето 1942 года. Симферополь. Турецкая, восемь. Хозяйка квартиры Тася одевается с шиком. Ее общество — пьяные офицеры. Прислужничает оккупантам, доносит на коммунистов, евреев, партизан. Она хвастает перед новым постояльцем — офицером Михайлеску: сдала в СД еще одного патриота, Чернякова. Его вывезли в лагерь в Биюк и там расстреляли. Плохо, что не взяли и его жену Марию. Но она соберет дополнительные материалы, и Марию упекут.

Но не успела. Мария укрылась на Греческой, двенадцать. Там постояльцем — румынский капитан Михайеску, друг Михаила Васильевича. Он помог Марии сесть в румынский поезд и уехать на Украину, в Березовку. Так свершилось первое доброе дело коммуниста Михайлеску в оккупированном Симферополе[59].

Решил сменить квартиру. Общество предательницы не устраивало. Квартирмейстер старшина Иван Дункевич — единомышленник, антифашист. Он и переселил его на Греческую, к советской патриотке.

Елена, так звали новую квартирную хозяйку, встретила неприветливо. Ненависти к оккупантам она не скрывала. Открыто ругала немцев и румын. Муж в Красной Армии. На руках трехлетняя дочурка. На немцев Елена не работает. Живет впроголодь, продает вещи. Была арестована. Выручил знакомый, работающий вольнонаемным шофером в хозчасти румынского штаба.

Однажды за Еленой пришел полицейский. Михайлеску выгнал его. Хозяйка по- иному стала смотреть на нового постояльца. Потом она попросила пропуск и бензин для знакомого шофера Саши. Он поедет в Алушту по личным делам. Михайлеску достал и пропуск, и бензин. Просьбы стали повторяться. Отказов не было.

Потом появился и сам шофер — Саша Либесток. Оказалось, что они были знакомы. Саша работал в хозчасти того же корпуса, где служил Михайлеску. Саше нужен был пропуск на имя цивильного немца Бермана, которому надо съездить в Алушту.

Пропуск был добыт. Но Михайлеску захотел встретиться с Берманом. Елена и Саша привели Бермана. Чутье румынского коммуниста не обмануло. Берман — еврей. Пропуск в Алушту — это акт спасения: в пути Берман должен был свернуть в лес, к партизанам.

Сказано это было откровенно. И Михайлеску не отказался помочь. Так в деле и открылись друг другу. Работа оживилась. Михайлеску стал снабжать подпольщика Либестока пропусками, тот познакомил румынского офицера с Петром Смирновым и Георгием Калашниковым, а они связали коммуниста Михайлеску с партизанским лесом и с подпольным центром.

Боевое содружество родилось.

— Как вы добываете разведывательные сведения? — спрашивает гостя Петр Романович. — Насколько они достоверны? Серьезно ли продумана ваша работа?

— О! — отвечает Михайлеску. — Каждое слово и каждая цифра полностью точные.

Дело в том, что у немцев в Симферополе есть бюро переводов. Приказы пишутся на немецком языке и поступают начальнику бюро майору Щербицкому. Щербицкий — поляк, коммунист, ярый антифашист. Прежде чем сдать приказ переводчикам, он читает его сам, запоминает и все важное передает Михаилу Михайлеску. Кроме того, Михайлеску обладает еще одной богатой возможностью. Он — хороший чертежник. Штабисты корпуса часто привлекают его к нанесению экспозиции на карты и к черчению схем. Здесь ему тоже открывается доступ к секретным документам.

— О подготовке похода дивизии карателей в лес, — говорит Михайлеску, — я желал передать лесу прежде, чем приказ поступиль до штаб корпуса. Да получилась задержка. Петр и Жора были на разведке. Послать до лесу стало нет кого. Я сказал Саше Либестоку, и он найшол другой ход до лесу.

— Через Филатова и словака? — уточняю я.

— Да.

— Михаил Васильевич, а какое ваше мнение о словацких солдатах?

Вопрос о настроениях словаков не затрудняет румынского офицера. О них он самого хорошего мнения. В подтверждение рассказывает такой случай.

Подпольщица Тамара Щеглова сообщила о беде. Ее муж — Щеглов и напарник мужа — Либесток, ушедшие с минами и листовками в Сарабуз к румынским антифашистам, были схвачены жандармами и, уличенные в антифашистской деятельности, отправлены в Джанкойский лагерь СД. Это — гибель.

Тамара подсказала и план спасения: в Симферополе, на улице Гоголя, напротив лагеря военнопленных, стоит словацкое подразделение. Если попросить словаков…

Михайлеску немедленно едет к ним. Просьба, с которой румынский офицер обращается к словацкому офицеру, абсолютно откровенна: два русских парня попали под расстрел, их надо выручить. Ни расспрашивать, ни раздумывать словацкий офицер не стал, а сразу написал записку к другому словацкому офицеру, служащему в штабе словацкой «Рыхла дивизии». Тот, прочитав записку и выслушав Михайлеску, тоже не колебался, написал в Джанкой старшине-австрийцу два слова: выслушай и помоги. Австриец без обиняков спросил:

— Требование можете сделать?

Вечером того же дня Михайлеску привез ему требование: штаб 30-го Горнострелкового Румынского корпуса просит передать русских военнопленных Щеглова и Либестока в распоряжение штаба корпуса для работы в ремонтных мастерских. Бумажка отпечатана по всей форме — на официальном бланке, с печатью, исходящим номером, подписи, правда, подделаны, но какое до этого дело австрийцу?