Побег стрелка Шарпа

Большую часть вошедшей в Коимбру французской пехоты составляли солдаты собранного совсем недавно 8-го корпуса. Плохо обученные, недисциплинированные, недолюбливающие императора, отправившего их на войну, которую они в массе своей не понимали, новобранцы ко всему прочему еще и хотели есть. Сотни их разбрелись по городу, причем большинство отправились в университет, где, не найдя ничего представляющего для них интерес, выместили разочарование и злобу на учебных корпусах, лабораториях и классах. Коимбра славилась своими исследованиями в области оптики, но для солдат микроскопы, как, впрочем, и секстанты, никакой ценности не представляли. Все было разбито прикладами. Уцелело лишь несколько подзорных труб – их значимость французы осознали, – а вот инструменты покрупнее, которые было неудобно переносить, погибли вместе с наборами ценнейших линз, хранившихся завернутыми в бархат в специальных ящиках. Прекрасные, идеально настроенные хронометры превратились в пружинки, колесики и гнутые корпуса. Собрание окаменелостей разнесли в пыль. Коллекцию минералов, на собрание и каталогизацию которой ушли годы трудов не одного поколения, выбросили в окно. Тончайшей работы вещицы из фарфора безжалостно расколотили, картины вырывали из рам, а что касается библиотеки, то она пострадала меньше других только из-за того, что книг было слишком много, и варвары, изуродовав несколько десятков старинных фолиантов, переключились на более веселое занятие и принялись колотить стоявшие на позолоченных постаментах римские вазы.

Никакого смысла во всем этом не было – французы просто давали выход злости. Ненавидя врага, они мстили ему тем, что уничтожали то, чем враг дорожил.

Старинный собор Коимбры, построенный в двенадцатом веке двумя французами, подвергся штурму со стороны других французов, поскольку стал местом прибежища десятков женщин. Горстка мужчин попыталась защитить своих жен и дочерей, но быстро пала под пулями. Другие солдаты принялись палить по золоченому алтарю, целясь в резные фигурки святых, окружавших печальноликую Деву Марию. Шестилетний мальчик попытался оттащить солдата от своей матери и получил кинжалом в горло, а когда женщина закричала, француз полоснул по горлу и ее. В новом соборе Коимбры, на холме, вольтижеры по очереди мочились в крестильную купель, а когда она заполнилась, принялись окунать в нее захваченных девочек и девушек, нарекая каждую Путаной. Организовавший это сержант продавал потом несчастных всех желающим, устроив что-то вроде аукциона.

В церкви Санта-Круш, старейшей в городе, французы нашли склепы двух первых королей Португалии. Украшенные чудесными скульптурами надгробия вывернули из земли, гробы разбили, а останки Альфонсо Завоевателя, освободившего Лиссабон от мусульман в двенадцатом веке, вытряхнули из погребального савана и разбросали по полу. Сын Альфонсо, Санчо Первый, был похоронен тут же в отделанной золотом белой холщовой рубахе, и какой-то артиллерист, сорвав одеяние, накинул его себе на плечи. После чего исполнил танец прямо на костях. Три солдата подрались из-за найденного в могиле Санчо Первого золотого креста с алмазами. Один погиб, а оставшиеся двое поделили крест, разрубив его пополам. С женщинами, захваченными в Санта-Круше, поступили так, как поступают со всеми женщинами в таких случаях, а мужчин отвели в часовню и расстреляли.

Больше всего солдаты хотели есть. Они вламывались в дома, открывали погреба и подвалы и искали что-нибудь съестное. Продуктов хватало, потому что как следует город не зачищали, но солдат было слишком много, и еды на всех не хватало. Одни набивали брюхо, другие оставались голодными, и недовольство нарастало, чему немало способствовали обнаруженные в тавернах щедрые запасы вина. Услышав, что в нижней части города есть склад с громадными запасами съестного, сотни солдат двинулись туда и натолкнулись на драгун полковника Дюменеля. Некоторые остались в надежде, что драгуны рано или поздно уйдут, другие же, потерпев неудачу, отправились на поиски женщин и добычи.

В рядах французской армии нашлось немного таких, кто попытался остановить разбой. Одного офицера, вставшего на защиту местной женщины, повалили на землю и закололи штыком. Набожного сержанта, оскорбленного происходящим в старом соборе, застрелили. Большинство офицеров, понимая бессмысленность и опасность попыток остановить оргию безобразий, забаррикадировались в домах и просто ждали, пока волна безумия пойдет на убыль; другие же присоединились к бесчинствующим толпам.

Маршал Массена под охраной гусар и в сопровождении адъютантов разместился с любовницей, одетой по случаю в небесно-голубую гусарскую форму, в доме архиепископа. Два явившихся с жалобами на поведение армии пехотных полковника не встретили того приема, на который рассчитывали.

– Они заслужили небольшой отдых, – отмахнулся маршал. – У людей за спиной тяжелый переход. Солдаты что лошади – время от времени вожжи надо отпускать. Так что пусть забавляются, джентльмены, пусть забавляются.