– Не знаешь, как можно заворожить женщину? Я даже замужем за таким побывала: восемнадцать рубцов после трех бичеваний в трех разных городах. Я не про того подлеца, за которого в семнадцать лет выскочила, – вот бы кого отхлестать! Это было в Сарнессе, куда позже, и продлилось недолго – его забрали прямо из-под меня, мои руки еще долго пахли его пóтом. Мне бы драться, кричать, не давать его, хотя это ничему бы не помогло, а я просто стояла и смотрела, как его уводят. Вот и вся моя завороженность. Может, будь мы просто друзьями, как ты и я…
Клодона снова постигла одышка.
– А меня… – выговорил он, – завораживают женщины… – Она смотрела на него со всей серьезностью, без улыбки, и он понимал, что должен высказаться до конца, потому что другого случая у него не будет. – Женщины с глазами… как у тебя. С руками, как у тебя. – Он смотрел на дорогу, не видя ее. – Которые ступают по земле… твоими ногами. – Он закрыл лицо мозолистыми ладонями, протер глаза, пошел дальше. – И это может меня убить еще до исхода дня. Ты чувствовала что-то похожее? – Голос изменил ему – он хрипел и задыхался.
Она молчала, и он снова – как в тот миг, когда она отошла от окна – усомнился, живая ли это женщина, не мерещится ли она ему на старости лет.
– Я старик, – сказал он. – Грязный, скверный старик. Такие, как я, часто говорят меж собой, обсуждая чужие выходки: «Это потому, что у него давно женщины не было». Да только врут они всё, дурачье. У меня женщин было в избытке, но, увидев тебя… – Он отнял от глаз свои руки, свои уродливые лапы без одного пальца на правой, сморгнул слезы.
Она тронула его за плечо. Тронула своими прекрасными пальцами, и они сказали ему, что она рядом, что она слушает, хотя он не в силах на нее посмотреть.
– Увидев тебя, я понял, что у меня сроду не было женщин. Таких, как ты. Ни с одной я не был так близок и ни с одной уж точно не говорил. Я грязный скверный старик, никогда не имевший женщины, подобной тебе. С чего мне вздумалось это брякнуть? Так жестоко безымянные боги еще не поступали со мной. Брякнуть тебе такое! Выставить себя таким дураком!
Некоторое время они шли молча. Где-то слышался рокот.
– Зачем же ты это сделал? – спросила она – не сердито, по крайней мере. – На что надеялся, говоря это?
– Не знаю! Ни на что!
Воздух вокруг насыщался влагой.
– Нет, – промолвила она, заставив его взглянуть на нее, – моя завороженность была совсем не такой.
Впереди, обрамленный деревьями, гремел водопад.
– Среди моих мужчин, – улыбка вернулась к ней, – встречались и не слишком благонадежные. Ты, думаю, малость приукрашиваешь, говоря, что у тебя не было таких, как я, женщин. – Он свирепо замотал головой. – Хотя, быть может, и нет. Быть может, мое пристрастие к покрытым рубцами телам немного сродни твоему, но в основном они совсем разные. Надеюсь, однако, что тебе стало легче, когда ты выговорился.
Он перевел дух.
– И дураком я тебя совсем не считаю. Кто же назовет дураком человека, который признаётся, что от тебя без ума? Не обижайся только…
– Что ты! И в мыслях нет!
– Так вот. Знаешь, почему я тебя позвала? Скажу честно. Оба мы люди пожилые, и ты мне по нраву. Надеюсь, это не очень тебя огорчит. Ты уж точно лучше моего садовода, но знаешь, не верю я, что ты в твои годы не встретил ни одной женщины, которую не заворожили бы твой мятежный дух, твои странствия и – скажем прямо – твои рубцы.
– Я встретил ее сейчас, но то, что это ты, застало меня врасплох. Жаль, что выпить нам нечего.
Она засмеялась, как путник, в сотый раз слышащий местную поговорку, – теперь хотя бы понятно, в каком краю ты находишься.
– Раз нечего, будем вести себя, как благородные господа. Не хочешь ли взять меня за руку?
Ее? Своей укороченной пятерней? Но она уже сама взяла его руку в свою – так легко, что он почти не почувствовал, – и они вышли к самому водопаду.
Последний водопад, высотой пятнадцать-двадцать футов, Клодон видел три года назад – с этим он сравниться не мог. Этот низвергался с невиданной высоты, омывая валуны и скальные выступы; а утесы за ним, расступившись на четверть, а то и на полмили, вздымались еще выше, и деревья на их вершинах казались порослью вроде мха.
– Ущелье, – прошептала Альхарид.
Стало быть, это оно; раньше Клодон не был в этом уверен.
– Тут можно повыше подняться, – сказал он.
Скальный карниз переходил в ведущие вверх ступени, образуя кое-где крытые галереи с колоннами по бокам.
– Это, должно быть, и есть Лестница Венн.
Она много знала об этом месте, не то что он.
Лестница, чем дальше, становилась все уже и наконец совсем сливалась с утесом.
– Насколько она высокая? – Альхарид отпустила его руку и начала подниматься, он за ней.
– Давно я здесь не бывал, не помню. Думаю, довольно высокая.
Не взять ли ее снова за руку?
– Если по правде, я здесь впервые.
Она обернулась с этой своей особенной улыбкой и сжала его руку выше запястья.
– Я так и думала.
Он ответил неуклюжим пожатием.
Это даже хорошо, что они перестали держаться за руки: теперь он мог всласть любоваться и правой и левой – одна на ее обтянутом тканью бедре, другая на мшистом камне.