Беженцы сделали то, что было бы не под силу и десяти дополнительным немецким танковым дивизиям — в тот самый момент, когда на фронте с отчаянной надеждой ожидали подхода резервов, трагический людской поток надежно перекрыл им путь. К вечеру 15 мая три германских танковых корпуса под командованием Гота, Райнхардта и Гудериана уже мчались по дорогам Франции. Наспех сколоченная 4-я французская бронетанковая дивизия (ее возглавил молодой полковник Шарль де Голль) проявила чудеса героизма, однако не смогла не то что остановить, но хотя бы замедлить танки Гудериана. Битва за Францию, начавшаяся всего пять дней назад, была уже, по сути дела, проиграна. Впереди маячило неизбежное унизительное поражение.
Успех двухнедельной польской кампании был достигнут благодаря таланту генералов, возглавлявших танковые корпуса Гитлера, однако сам политический лидер Германии практически не имел военного опыта, необходимого для понимания всей сложности современной танковой войны. В то же самое время Гитлер был уверен в своем уникальном военном гении — ничуть не меньше, чем в своей особой исторической миссии. Он окружил себя генералами вроде Кейтеля и Йодля, такими же бездарными, как и их французские коллеги, но зато обладавшими ценным свойством поддакивать каждому слову любимого фюрера. Настоящая сила Германии была в ее фронтовых полководцах, в таких людях, как Гудериан или молодой дивизионный генерал Эрвин Роммель. Роммелю предстояло стать лучшим из немецких генералов — потому, что он один сумел преодолеть окостенелую жесткость прусского военного духа. Он никогда не состоял в нацистской партии и, подобно своему начальнику Гудериану, считал OKW[226] кучкой бездарных и никчемных личностей. Роммель почти не скрывал своей крайней неприязни к людям вроде Гиммлера, Йодля и Кейтеля и не питал особых иллюзий относительно политической структуры, от которой прямо зависела ею личная безопасность. Его первоначальное восхищение Гитлером быстро сменилось недоверием и презрением. К этому были весьма основательные причины. Когда три танковых корпуса вырвались с маасского плацдарма и погнали остатки разгромленных армий в глубь Франции, у Гитлера сдали нервы, его озабоченность возрастала прямо пропорционально глубине продвижения немецких танков.
Вечером 15 мая передовые части буквально бомбардировали OKW донесениями. Генералы, отмечавшие на картах их продвижение, едва успевали переставлять флажки. Изучив общую карту театра военных действий, Гитлер начал проявлять явные признаки нервозности. Кейтель быстро сообразил, чем именно обеспокоен фюрер, и поспешил его поддержать. «Mein Fuhrer, я вполне солидарен с вашим пониманием сложившейся ситуации. Танковые силы слишком выдвинулись вперед. Противник может перейти в контрнаступление.»
Вот так оценил ситуацию Гитлер; генералы Кейтель и Йодль были того же мнения. Блестящий стратег Гальдер попытался справедливо возразить, что англичане попросту не успеют помешать столь быстрому наступлению танковых корпусов вермахта, а французская армия полностью утратила боевой дух, однако Гитлер слушал только тех, кто с ним соглашался. 17 мая 19-й танковый корпус получил приказ остановиться[227].
Генеральный штаб — 19-му танковому корпусу: «Послушайте, генерал, это не только приказ OKW, это личный приказ самого
«Да пусть хоть Папы Римского. Вызовите по телефону генерала Листа из 19-й армии и сообщите ему, что я подаю в отставку»,— кипел Гудериан. В отличие от большинства генералов Лист являлся отличным дипломатом, а потому компромисс был достигнут. Гудериан получил разрешение «провести разведку боем». Все это походило на фарс. Чтобы скрыть перемещение корпуса от фюрера, Гудериан поддерживает непрерывную телефонную связь между своим передвижным командным пунктом и местом, где его застал приказ OKW об остановке. Германские танки рвались к Ла-Маншу без ведома Гитлера и даже против его воли!