Победы, которых могло не быть

Гинденбурга и Людендорфа беспокоила угроза, тяжелой грозовой тучей нависшая на севере. Ренненкампф медленно приближался к Кенигсбергу — слишком медленно, чтобы это имело хоть какое значение. Но что, если эта трехсоттысячная людская масса повернет на юг? Между двадцатью четырьмя пехотными и пятью кавалерийскими дивизиями Ренненкампфа[207] и полным уничтожением 8-й армии стояли две германские кавалерийские дивизии — и ничего больше. Судя по множеству перехваченных телеграфных переговоров между Жилинским и Ренненкампфом, такой поворот не намечался, но даже это не могло умерить тревогу генералов. Зато полковник Гофман проявлял завидное спокойствие. Он ничуть не сомневался, что никакие обстоятельства, никакие приказы не заставят Ренненкампфа направить армию на юг. А затем это случилось. 27 августа, во второй половине дня, пилот разведывательного «фоккера» обнаружил передвижение одной из кавалерийских частей 1-й армии и незамедлительно доложил об этом генералу фон Франсуа, который тут же направил в штаб 8-й армии следующий рапорт: «Замечен один русский корпус, продвигающийся к нашему левому флангу».

Эта новость взорвалась как бомба, даже Людендорф утратил свое хладнокровие. Русские армии смыкаются! Он предложил Гинденбургу, чтобы тот немедленно приказал 1-му корпусу фон Франсуа прекратить маневр охвата и занять оборонительные позиции фронтом к Ренненкампфу. Это был самый критический момент легендарной битвы, весь штаб 8-й армии с замирающим сердцем ждал, какое решение примет далеко уже не юный генерал. И тут вмешался Гофман.

— Господин генерал,— сказал он,— если вы не возражаете, мне хотелось бы сказать вам пару слов с глазу на глаз.

Гинденбург молча кивнул и отошел в дальний угол штабной комнаты.

— Говорите, полковник.

— Господин генерал, есть некое обстоятельство, могущее, как мне кажется, помочь вам принять верное решение.

Далее Гофман рассказал Гинденбургу о мукденском инциденте и пощечине, его завершившей.

— Taк, значит, вы думаете, что Ренненкампф...— Конец фразы повис в воздухе.

— Да, господин генерал, я более чем уверен, что Ренненкампф ни при каких обстоятельствах не поможет Самсонову.

После чего Гинденбург отдал самый важный за всю его длительную карьеру военачальника приказ. Нервный срыв Людендорфа остался без последствий, возглавляемый фон Франсуа корпус продолжил охватывающий маневр. Сражение развивалось по прежнему плану.

План был предельно прост. Самсонов попал в ловушку в тот момент, когда его 1-я армия вышла из Нейденбурга и атаковала ослабленный центр 20-го германского корпуса (командир фон Штольц), на помощь к которому пришли бригады ландвера[208] под командованием генерала фон дер Гольца, полностью состоявшие из жителей района Алленштайн-Танненберг, поднявшихся на защиту своих деревень и хуторов. Немецкая оборона устояла. Затем в дело вступила артиллерия корпусов фон Белова и фон Маккензена, массированным обстрелом она почти уничтожила правый фланг русских. Когда Самсонов попытался прорваться в северо-западном направлении, его войска были остановлены 3-м резервным корпусом (фон Морген), в то время как 17-й корпус (фон Маккензен) переместился на юг и там, вблизи поселка Вилленберг, соединился с 1-м корпусом фон Франсуа. Главным ключом к успеху была точность огня германской артиллерии, использовавшей для корректировки разведывательные самолеты.

Армия Самсонова рассыпалась. Она не могла вырваться из тесного стального кольца и гибла под жестоким, непрестанным обстрелом. Мало-помалу русские войска были оттеснены в Припятские болота. Вторая армия утратила всякое сходство с организованной военной силой, везде виднелись колонны раненых и груды мертвых, в клочья изорванных сокрушительно точным артиллерийским огнем тел. Генерал Самсонов видел, как тяжелые снаряды рвутся в самой гуще ищущих и не находящих спасения колонн, как солдаты бросают на землю бесполезные винтовки, как одни обезумевшие от страха люди пытаются переплыть озеро на наспех сколоченных плотах, а другие сталкивают их в воду, чтобы занять освободившееся место. Сотни и тысячи русских солдат нашли свой конец в бездонной трясине, раненые истекали кровью, но бинтов, чтобы перевязать их раны, не было,— и над всем этим стоял тяжелый, неумолчный грохот вражеской артиллерии. Генерал Потовский отбивал одну отчаянную телеграмму за другой, но их не читал никто, кроме штабистов 8-й германской армии. Жилинский не мог оказать гибнущим войскам никакой помощи, Ренненкампф — тоже, время было упущено. Яростное сражение кипело, не затухая, весь день 27-го и весь день 28-го, русские сопротивлялись с отчаянием обреченных, но исход был уже предрешен. Через несколько дней Гинденбург смог отрапортовать кайзеру: «Я нижайше прошу разрешения доложить Вашему Beличеству, что кольцо вокруг большей части русской 2-й армии сомкнулось».