С прочтением этого приказа возникла проблема. Текст, записанный адъютантом и попавший в руки лорда Лукана, выглядел несколько иначе. После слова «приказ» стояла точка, слово же «наступать» было написано с заглавной буквы. По сути дела, Лукан получил приказ «Наступать на двух фронтах», то есть и тяжелой, и легкой бригадами. Кроме того, Лукан сделал из приказа вывод, что наступление должно вестись при поддержке пехоты, «которая получила приказ». Он прождал полчаса, но пехоты как не было, так и не было. Наступать без обещанной поддержки? Это очень походило бы на безрассудную поспешность. Тяжелая бригада, воодушевленная недавней победой, рвалась в бой, однако Лукан ее сдерживал. В это время к разворачивавшейся драме добавился новый элемент. Один из адъютантов Раглана заметил на утраченных редутах какое-то движение.
— Господи,— воскликнул лорд Раглан,— они хотят утащить мои пушки!
Утрата пушек стала бы весомым доказательством одержанной русскими победы. (В действительности, они просто перемещали захваченные орудия на позиции, наиболее удобные для отражения предполагаемой атаки англичан.) Встревоженный Раглан продиктовал своему адъютанту генералу Эри новый приказ, генерал торопливо записывал его слова карандашом[137].
Это и был роковой
Эри передал приказ своему адъютанту капитану Лесли, исполнявшему обязанности вестового. И тут в ход событий вмешалась судьба, а попросту говоря — капитан Эдвард Ноулан. Тот самый капитан Ноулан, который на пару со своим другом «Карманным Геркулесом» Моррисом имел крайне низкое мнение об «этих высокомерных аристократах». Ноулан схватил записку и, прежде чем кто-либо успел его остановить, поскакал по тропе, ведущей в Северную долину. Лорд Раглан едва успел крикнуть ему вслед:
— Капитан, передайте лорду Лукану, что кавалерия должна атаковать
Кто-либо другой мог задуматься и изменить ход дальнейших событий. Кто-либо другой — но не капитан Ноулан, обуянный жаждой славы и до предела возмущенный позорным бездействием легкой бригады, не поддержавшей героическую атаку тяжелой бригады. Ноулан соединял в себе крайнее упрямство и безрассудную отвагу. Он поскакал к кавалерийским бригадам, располагавшимся теперь бок о бок. Герцог, вызывавший у него такую ненависть и презрение — «этот напыщенный павлин, неспособный принять самостоятельное решение»,— сидел, прямой как палка, на коне, в своем роскошном парадном мундире.
— Приказ лорда Раглана, сэр.
Ноулан передал лорду Лукану кое-как накарябанную карандашом записку. Тот прочитал приказ — и ничего не понял. В отличие от Раглана, наблюдавшего за событиями с высоты «птичьего полета», Лукан находился в глубине долины и не видел ни редутов, ни копошившихся рядом с ними русских солдат. И уж, конечно, он не видел пушек, упомянутых в приказе командующего. «Помешать увести пушки» — какие пушки, кто их уводит и куда? Лорд Лукан перечитывал приказ, задумчиво крутя свой роскошный ус, Ноулан же тем временем буквально кипел от ярости и нетерпения. В конце концов, капитан взорвался, его лицо перекосилось, в голосе звенела нескрываемая ненависть:
— Милорд, последними своими словами лорд Раглан приказал кавалерии
— Атаковать, сэр? — насмешливо переспросил лорд Лукан.— Кого атаковать, сэр, какие пушки?
Судьбу не выбирают, она приходит сама и определяет твою жизнь и смерть. Судьба — это событие, полностью зависящее от воли других людей. Например, глупый приказ или люди, достаточно глупые, чтобы принять этот приказ к исполнению. Или, как в данном случае, высокомерие одного человека, побудившее другого на презрительный, роковой ответ. Тут присутствовали все необходимые составляющие военной катастрофы: надменный герцог, невразумительный приказ и вспыльчивый капитан. Эдвард Ноулан, великолепный кавалерийский офицер, совсем недавно с бессильным отчаянием смотревший, как пропадает — из-за бездействия командира, такого же вот надутого герцога,— великолепная возможность, позволил своему гневу превозмочь рассудок. Многократно награжденный офицер элитного кавалерийского полка поднял руку и указал прямо вперед — не туда, где находились потерянные утром редуты и нежно любимые лордом Рагланом английские пушки, а в конец долины, прямо в пасть артиллерии князя Меншикова.
—