Разумеется, это было чистой воды кокетством. Выглядела Бетси недурно. Она тоже выбрала шелк, но черный. Фасон же предпочла подчеркивающий тонкую талию и узкие бедра, с облегающим лифом и зауженной юбкой. Единственное яркое пятно – вышивка гладью слева от провокационного выреза: павлинье перо. Волосы зачесаны гладко, и от этого выразительно играют длинные серьги. Довольно нетривиальные серьги, сочетающие сапфиры с изумрудами.
– Не спала до четырех утра, – продолжала Бетси, не дав мне даже опровергнуть положение о ее нынешней неинтересности. – Эти орхидеи… Я придумала в последнюю минуту! Еле успела заказать! Если б Юджин Костер мне не помог, я бы не управилась… Полночи расставляли с ним эти корзины… Он меня просто спас. Нет, ты представь только! Я уж хотела отказаться, ведь ни одна приличная цветочница не возьмется, у всех заказы на неделю расписаны, сезон! Но тут Юджин и говорит, не верю, что ваш-де вкус уступит наемному! Сами все сделаем! И ведь правда – справились! Молодец, право, так меня поддержал! Без этих орхидей было б как-то голо, верно?
Но слушать о человеколюбивых подвигах Костера мне не представилось особенно увлекательным.
– Где же вторая виновница торжества? – подтолкнула я разговор ближе к существу дела.
– Ой, скорее уж первая. Дает интервью в моем кабинетике. Успех огромный, ты видела, какое внимание к картине?
– Я еще и самой картины не видела. Я же только что приехала. Кстати, и до сих пор не вижу.
– Так не в первом же зале выставлять «гвоздик»! – возмутилась Бетси. – Проходи дальше, впрочем, нет, сначала ты посмотри новые работы Марины Марза. Пять штук уже продано, в первые полчаса! У твоей сестры тоже три улетели. Но «Гвиневеру» я сегодня придержу. Ну, все, бегу, тут еще надо нескольких художников с журналистами свести! Кстати, скажи Вере, я обижена. У меня тоже Глеб кашляет, но я же здесь.
– Уволь, сама говори.
Но Бетси меня уже не слышала – только каблуки простучали дальше.
– Николай, рада вас видеть. Что сестра пишет? Она мне такую книгу прекрасную прислала на день рождения, «Histoire populaire de la chouannerie», в двух томах. Положим, если это populaire, что тогда научное.
– Сестра на меня дуется, – весело отозвался невысокий сухощавый Маслов, прихлебывая шампанское. – Хотела, чтоб я к ним летом приехал да писал вересковые пустоши. Ну а я все ж под Тарусу. И ей говорю, бери детишек, да к нам. Даром что маленькие, а пора и вторую родину показать. А то так и Жана уговори, давно ведь не был. Вы сегодня очаровательны.
Да, я знала, что выбранный мною образ мне к лицу, что я сегодня хороша, что я еще много раз за вечер о том услышу – и это не будет данью вежливости.
– Успехов сегодня, Николай!
А слева по стене первого зала, кажется, идут «Новые талашкинцы», они ж «Новые тенишевцы», разнобой в самоназваньи не у меня, а у самих. Не определились. Это я буду глядеть особо, люблю.
– А израильтяне что, присоединятся к экономической поддержке новой монархии. С одной стороны наши европейские ценности им непонятны, но ведь есть и другая сторона. Евреи народ прагматический, они очень хорошо понимают, что такое огромный очаг нестабильности. Земля – планета не такая уж большая. А у них под боком дикие племена, безопасные только до тех пор, пока никто не начал снабжать их современным оружием.
Ах, вот и Роман. Пока я разговаривала с Масловым, он успел нарушить одиночество Великого Князя. Надеюсь, не раньше, чем в голове Андрея Андреевича созрело решение украсить Вериной работой резиденцию в Ильинском.
В руке Романа не флюте, а зеленый стеклянный стакан, в каких подают воду Перье. Стало быть, все ж решил, что пора себя и ограничить по части алкогольных напитков. Вот и хорошо.
– Гляжу я на вас, племя молодое, и в самом деле исполняюсь уверенности, что могу на покое безмятежно резать камеи. – Великий Князь пригубил шампанского. – Ладно сработали, молодцы.
– Ваша похвала нам честь, Ваше Императорское Высочество. – Роман вдруг показался мне очень молодым, каков он на самом деле и есть. Но почему мне все время кажется, будто он старше меня? А ведь он даже и младше, на целых четыре месяца. – Дай только Господь все успешно завершить.
Я отошла подальше, чтобы их не отвлекать.
– Нелли! Тебя-то я и хотел видеть.
Темноволосый и тонкокостный, как Бетси, Филипп Орлов почему-то даже не улыбнулся вслед своим словам. Он казался очень серьезен в этой толпе, оживленной уже оттого, что, как ни прекрасно лето, а отрадно и съехаться в столицы, увидеть знакомые и новые лица, поделиться впечатлениями минувших трех месяцев. Это настроение держится обычно в обществе до конца сентября, поэтому сентябрь в светской жизни – самый веселый.
– Здравствуй, Филипп.
– Можно с тобой перемолвиться парой слов? Не вполне к теме дня, прости.
– Тогда сядем в уголок – и поухаживай за мной. Я тоже хочу глоточек брюта.
Мы расположились на обитой черным бархатом танкетке. «Уголки», впрочем, уже оказались заняты иными любителями разговоров tête à tête. Но нашлось где сесть посреди зала.
Филипп жестом подозвал лакея, предлагавшего гостям шампанское и неизбежную клубнику.