Важность события, несколько минут назад сотрясшая во мне историка, вдруг отступила. Теперь я думала только о Лере. Господи, благодарю Тебя, что ей не суждены годы тайных страданий и отчаянной борьбы с собственным сердцем. Даже если Джон Кеннеди-младший станет просто Претендентом в изгнании – неважно, она все равно способна теперь связать с ним судьбу. Никто не посмеет ничего сказать. Уж не знаю, как они там разберутся с ее религией, но в любом случае – вероисповедание жениха в Лерином юридическом случае не принципиально. И уж по всякому, в год, когда у них родится сын, Великим постом, в Розовое воскресенье, Его Святейшество Папа Пий пройдет после мессы в свой сад, чтобы лично срезать охапку роз – и отправить им с гонцом.
– Ну вот, проглянуло солнышко. А то я было тревожиться начал. У нас еще есть полчаса. Следующий выпуск, экстренный, дадут в три пополудни. Лена, не будет большой наглостью тебя попросить чем-нибудь меня накормить? Хоть черствым хлебом и на кухне. Похоже, что у меня уже больше суток маковой росинки во рту не было. Да, больше суток.
Глава XXXVI Двое
Под иронически-одобрительным взором Романа я надела Катин фартук, расшитый черно-красным крестиком, и занялась исследованием недр печи и холодильного шкафа.
В печке обнаружилась творожная запеканка, на холодке – сметана к ней, а также кастрюлька молочной лапши.
– A la bonne franquette?71
– В том смысле, что ты вправду ленишься накрывать в столовой? Господь с тобой, но я сейчас умру с голоду. На твоих глазах.
– Я потому и тороплюсь. Нисколь мне не лень. Но у тебя в самом деле какой-то подозрительный блеск в глазах. Вдруг сделался, только что не было. Эко ты бдишь на службе, граф. Кстати, о службе. – Я поставила на стол запеканку вперед лапши, что, конечно, было ни с чем не сообразно, но лапшу еще надлежало разогреть. – Уж коли сейчас чередом раскрываются ужасные тайны, то какой у тебя чин? На самом-то деле?
– Никакого. – Роман со вздохом облегчения запил первый кусок глотком сидра, который я держу вместо обычного Дёминского кваса, что предпочитают родители. – Ну, посуди сама, откуда у меня чин? Производство – процедура официальная и прозрачная. А меня как бы и не существует вовсе. Меня как слуги Государева, не как бонвивана, кое-что, так уж и быть, смыслящего в сталелитейном деле.
– А что ж у тебя есть, чтоб ты мог с такой легкостью держать в руках судьбы людские?
– Что ж… – Роман рассмеялся. – Я чаю, ты сможешь оценить юмор. Помнишь классический революционный навет на королевскую власть?
– Ты о carte blanche? Конечно же, помню, грош бы мне иначе цена как историку. То, чего никто никогда не видал, carte blanche, которой никогда не было?
– Никогда не было. Но теперь есть. Уже три года как, а задумано еще раньше. Мы эдак с Ником пораскинули мозгами… Либертинцы по сю пору столь свято верят в зловещие картбланши, так пусть им и воздастся по вере их. Мы тоже кое-чему учимся, Лена. Уже научились. Эй, у тебя сейчас убежит молоко. А я, между тем, намерен это съесть.
Я торопливо уменьшила огонек газовой горелки. Да уж, пусть съест. Больше ничего горячего в доме нету, а заказывать трактирное – так не поспеем к очередному выпуску очередных новостей. Не могу сказать, что услышанное меня удивило. Чего-то подобного я уже ждала. Могу с профессиональной уверенностью утверждать, что без отлаженной деятельности хороших тайных служб не жилец ни одно государство. Зряшно что ли они так расцвели раньше, чем у прочих, в Великобритании, что признана самой «юридической» и самой «правовой» страной. Соблюдение законов – это не отсутствие особых полномочий тайных служб. Это нераспространение применения этих полномочий этими службами на широкие массы населения. Все иное – либо забубенный идеализм, либо циничная ложь.
Не наличие «лаборатории натуральных смол» явилось для меня такой неожиданностью тремя неделями назад, но только роль Романа, да и последнее, как уже было отмечено, сугубо в силу моей неприметливости и недогадливости. Но когда недостающий к портрету Романа штрих был нанесен, он оказался таким естественным, что свыклась я с новой данностью на удивление быстро.
Что ж, Роман Брюс, ты сам выбрал себе этот путь – без чинов и орденов. А когда происходят великие события, к подготовке которых ты имеешь самое прямое отношение, ты смотришь в новостную панель и кушаешь на кухне молочную лапшу. И ведь тебе это нравится.
– Ну вот, а тебе и не смешно. – Роман свернул салфетку и покосился в сторону гостиной. Панель, впрочем, еще пощелкивала вхолостую. Ужасно не люблю этот треск. – Благодарю, ты меня просто спасла.
– Это в самом деле остроумно. И полагаю, что вы изрядно оба посмеялись, когда все обдумывали. Но мне как-то мешает сейчас простодушно веселиться обещанное следующее событие. Я же не знаю, чего ты ждешь. И сие немного нервит.
– Я же сказал, на сей раз никаких потрясений.