«Ваше Императорское Высочество… Скорее всего, это письмо не будет отправлено. Пять из десяти вероятности, что это покажется в итоге неуместным и глупым. Но полууверенность, что нет, скорее всего, напишешь и разорвешь, как ничто другое позволяет говорить все, что хочешь сказать, до конца.
Вы разрешите немножко поделиться с Вами мыслями о душе и о теле?
Я знаю, меня так учили и я верю этому, что душа стремится на Небеса. Но если тебе тринадцать лет, то даже на небеса очень хочется попасть телом, а не душой. Так, как это сделали Вы, Ваше Высочество. Вы рассказывали газетам, что в невесомости ощущаешь себя скорее не летающим человеком, а плавающей рыбой, и что это было очень весело, особенно когда Вы пили кизиловый сок, но выпустили тюбик из руки и он летал себе вокруг. И микрофон летал, но на шнурочке. И что солнце там, наверху, совсем другое, яркое до белизны. Как же мне хотелось тоже быть в космосе, но видеть его глазами, щупать руками, всем тем, что скоро отправится не в космос, а в землю.
Рядом с моим креслом лежит книга Циолковского, в которой он пишет о том, что Вы испытали так много лет спустя. И все книги про космос, какие нашлись в книжной лавке и библиотеке. До Вашего полета мне все мечталось о морских путешествиях. Впрочем, они были не более доступны, чем космос: доктора больше не разрешают мне перемены климата. Хотя, казалось бы, велика ли разница – месяцем больше или меньше? Я бы и три месяца променяла за неделю, если не в космосе, то на Баренцевом море. Или на Балтийском. Но мне никто меняться не позволит. Все, что остается, это молодой клен, что так странно вырос из ниши подвального окна, у витрины булочной, словно пытается вылезти из-под дома на тротуар. Я вижу этот клен из окна, перед которым днем стоит мое кресло, он растет напротив, через улочку. Одно время я очень боялась, что булочник его все-таки срубит, побоявшись порчи фундамента. Только бы с ним ничего не случилось, с моим другом, единственным другом.
Ваше Высочество, меня окружают очень заботливые, любящие и хорошие люди. Но есть какая-то неуловимая дистанция между живыми и мертвыми, поэтому дружбы не получается, а стало быть, не получается откровенности.
Я могу все сказать Вам, Вы слишком высоко, Вы в Санкт-Петербурге и в небе, Вы почти так же высоко, как Архангел Гавриил, покровитель всех, кто странствует воздушными дорогами. А кроме того, я ведь скорее всего разорву это письмо. Простите меня, мне грустно оттого, что я тоже очень хочу в космос.
Что там, в космос. Я хочу и на пасеку к дедушке, хочу ходить за ним между длинными рядами весело раскрашенных ульев, в наряде, тоже чем-то похожий на наряд космолетчика, только сетка вместо шлема, носить дымок в смешной штуке, похожей на чайник… Еще три года назад это было возможно, хотя дедушка живет очень далеко от нашего города. Дедушка все надеялся, что его мед меня вылечит «от всех недуг». Как же хорошо было там, на пасеке. Я совсем не боюсь пчел, они никогда меня не кусают. Один раз пчела даже запуталась в волосах, а все равно не укусила, пока я ее не высвободила. Пчелы очень умные. Она знала, что я не нарочно, и что я очень стараюсь ей помочь. Все девочки, глядя на цветы, думают о венках и букетах, а я думала только о том, медонос передо мной или не медонос. Дедушка приезжает иногда нас навестить, и привозит «самого особенного» меда, но теперь даже ему ясно, что мед бесполезен.
Но все-таки в космос я хотела бы больше, чем на пасеку, чем к морю, чем куда бы то ни было еще. Как же это прекрасно, Ваше Высочество, увидеть Землю, парящей в темноте, переливающейся, светлой…
А мне почему-то кажется, что она похожа не на опал. На мыльный пузырь. Он ведь нисколько не меньше красив.
Ваше Высочество, будьте немножко счастливы и за меня тоже, пожалуйста! Но мне пора рвать письмо. Немножко жаль. Даже не немножко… Нет, я поступлю иначе. Я ни в коем случае не хочу, чтобы Вы, быть может, из жалости, а скорей просто потому, что Вы благородны и добры, сочли бы нужным написать мне ответ… Не надо! Вы читаете эти строки – и я счастлива. Больше ничего не надо. Поэтому простите мою невежливость, но я не подписываю своего имени. И адреса тоже. Как быстро сложился мой план! Завтра как раз придет батюшка, чтобы меня причастить, он теперь еще чаще приходит. Его-то я и попрошу отправить письмо, но не через почтовый ящик, а через главное почтовое отделение. Он меня наверное не выдаст, на то он и священник. Это ведь будет как тайна исповеди.
Ваше Высочество, спасибо Вам за все, за то, что Вы есть, за то, что Вы герой, за то, что прочли это письмо, которое мне самой страшно сейчас перечесть. Я тоже буду храброй. Храбрость ведь нужна не только космолетчикам, не правда ли?
Будьте, пожалуйста, очень счастливы.
С совершенным почтением остаюсь преданной Вам —
жительницей города Дзёмги»
