Победить смертью храбрых. Мы не рабы!

Я посмотрел на Илюхина. Лейтенант, хладнокровно приняв стойку для стрельбы из винтовки стоя, потянул спусковой крючок. Треснул выстрел, и один из раненых ударился головой о стену дома, оставляя на ней кровавое пятно. Лейтенант быстро передернул затвор, досылая второй патрон, и прицелился в медика, по-прежнему стоявшего на коленях и не делавшего попытки встать.

– Гореть тебе в аду, животное, – медленно покачал головой немец.

Илюхин, едва заметно пожав плечами, негромко произнес:

– Я уже здесь, – и выстрелил, чуть сместив прицел.

Медик, вздрогнув, взмахнул руками и повалился набок. Согнулся, поджимая ладони к животу, и громко застонал. Ранение в живот – далеко не лучший способ убийства. Не самый гуманный и отнюдь не самый быстрый.

– Похоронить бы… – Москвичев, коротко взглянув на меня, затем перевел взгляд на лицо лейтенанта. Страшное, покрытое сбившимися бинтами.

Илюхин, заметив, что я тоже пристально на него уставился, повернулся в мою сторону всем корпусом, словно смотреть искоса был не в состоянии.

– Левый глаз выбит, сразу говорю. А стрелять могу. Стрелять не разучился, – негромко ответил он на мой невысказанный вопрос.

Точно. Я еще думал, почему он так долго целится. И обстановку оценивает как-то замедленно. С непривычки.

– Вот он – командир, красноармеец. Ему и решать. – Расставляя точки над «i», Илюхин указал на меня. Москвичев угрюмо кивнул, вроде как подтверждая мои полномочия, и посмотрел мне в глаза.

– Хоронить сложно, – отрицательно покачал я головой, прислушиваясь к непрекращающейся невдалеке стрельбе, – да и выкопают после всего. Боец, втащи его в дом. Дом подожги. В темпе, боец.

Пожар, устроенный нами, был отнюдь не единственным в городе. Медленно, но верно населенный пункт проваливался в вакханалию насилия и бунта. То там, то здесь вспыхивали здания, раздавались автоматные очереди, стрельба из винтовок и охотничьих ружей. Сотни разномастно вооруженных людей вступали в краткие или продолжительные противостояния, иногда расходясь после нескольких выстрелов, иногда закусываясь всерьез.

Пройдя квартал, мы увидели завершающую стадию как раз такой, крайней, ситуации. Судя по изрешеченному в хлам грузовику, одна из групп зэков попала в засаду. Причем, поскольку он находился рядом двухэтажным коттеджем, похоже, осуществлялось преследование, в ходе которого уголовников и загнали на эту территорию.

Дом зиял выбитыми окнами и щербинами от попаданий пуль. Одно из окон на втором этаже тянуло дымом – похоже, кто-то ухитрился забросить туда гранату. Впрочем, все перипетии штурма были уже в прошлом. У крыльца дома стояли двое вооруженных немцев, чуть поодаль – трое. Перед ними на коленях находились шестеро обезвреженных зэков.

В общем-то, картина неудивительная. При других раскладах я бы скорее всего снял бойцов и отправился искать цель попроще. Однако было кое-что, что заставляло внимательнее отнестись именно к этой группе немцев.

Нас всего трое. Из этой тройки можно смело вычесть Илюхина – стрелок и боец из него сейчас никакой. С другой стороны, мы имели пулемет, что сильно повышало наши шансы на победу при столкновении с подразделением в количестве до одного отделения. При наличии пулемета, внезапности и хорошей позиции можно решиться на атаку. Немцев в общей сложности было тринадцать человек, и по количественному критерию это подразделение мне подходило.

Пятеро стояли рядом с пленными. Еще шестеро, опрометчиво сгруппировавшись вместе, представляли собой прекрасную цель. Раненые. С двумя медиками, оказывающими им помощь. Но главная причина, не позволившая мне пройти мимо, была все же не в количестве бойцов и не в удобном их расположении.

Бронетранспортер. На колесном ходу. С открытыми люками, доказывающими, что за рычагами сейчас никого нет.

– Управлять умею, – будто бы прочитав мои мысли, негромко произнес Илюхин.

Да сложного там и не должно быть ничего. Думаю, при самых паршивых раскладах и я бы разобрался в этой технике.

Никакого колебания. Драгоценные секунды я тратил на прикидку примерного плана операции. При наличии бронетранспортера наши шансы выбраться из города резко повышаются. БТР – однозначно машина местных вооруженных сил. Соответственно, ее не встретят в стволы на посту, на блоке. В конце концов, мы могли бы рвануть и по бездорожью: проходимость аппарата это позволяла. Хорошо. Считаем, что решение принципиально принято.

– Боец, гасишь раненых. Всех разом. Затем, если не среагируют, те двое у крыльца – твои. Четверка рядом с урками – моя. Понятно?

– Я тоже могу стрелять. Поверь, командир, попаду. – Илюхин, залегший справа от меня с карабином, настойчиво привлек внимание. – Десять метров, командир. Попаду.

Насчет десяти метров он, конечно, приврал – частичная или полная потеря зрения, а также его снижение, как правило, отражается на способности точно определять расстояние. До цели было метров двадцать. Забравшись на крышу хозяйственных построек, мы вольготно разместились на ней, прекрасно скрытые от наблюдения высокими кустами.