Не говоря ни слова, священник приблизился к Лайре и протянул запечатанное сургучом письмо. Вдруг почувствовав, что она сейчас стоит на пороге того, что непременно изменит ее жизнь, фея незамедлительно открыла его. Пергамент, который Лайра извлекла из письма, был весь исцарапан писчим пером, но разобрать хотя бы слово не представлялось возможным, ведь на бумаге не нашлось ни капли чернил.
— Это шутка? — скривив губы, недовольно спросила ск'йере.
— Ищи глубже, — посоветовал отец Манистье, — там, где не видят люди.
Все еще кривя губы, Лайра выполнила волю священника и, закрыв глаза, прикоснулась раскрытой ладонью к чистому листку. В тот же миг слова, эмоции, чувства, которые переполняли Вельву, когда она писала послание, проникли в сознание феи, вызывая приступ боли и страха.
— Кто доставил послание? — отложив пергамент в сторону, возбужденно спросила Лайра.
— Девочка. Годков десяти от роду. Я проведу, — отец Манистье галантно подал Лайре руку, но фея грубо отодвинула ее в сторону, бросив на священника брезгливый взгляд.
— Справлюсь без помощников.
Несмотря на это заявление, услугами эстерца Лайра все же воспользовалась, не желая петлять по форту. Священник, за короткий срок пребывания уже хорошо изучивший Лиор и сумевший, как истинный эстерец, втереться в доверие многим солдатам, быстро и без лишних блужданий отвел ск'йере в пустующую караульную будку. Хлипкое деревянное сооружение, не рухнувшее лишь по нелепой случайности, стояло у наглухо запертых и заваленных разношерстным мусором восточных ворот.
Оказавшись в пыльном, затхлом помещении, в темных углах которого поселились целые стаи пауков-прядильщиков, выткавших невероятное множество разнообразных полотен, фея обнаружила маленькую девочку, одетую в пушистую крашеную шубку.
— Как тебя зовут, малышка? — ласковым голосом спросила Лайра, даже не заметив, как отец Манистье поставил на пыльный стол масляную лампу и бесшумно удалился.
— Алиса, — гордо вздернув носик, ответила девочка. — И никакая я не малышка. Я уже взрослая.
— Ну да, ну да. Конечно, ты уже взрослая, — улыбаясь, проворковала Лайра. — Скажи мне, Алиса, кто тебя послал сюда, одну, в столь поздний час?
— Наставница.
— И она не побоялась отпускать тебя?
— Моя наставница ведает все и обо всем. Ежели велела придти, значит мне ничего не угрожает, — бесстрашно заявила Алиса.
— Ведает все и обо всем? — задумчиво повторила фея. — Как же ее зовут?
— Вельва. Матушка Вельва.
— Имя, которое говорит само за себя. Признаться, я так и думала. Ее почерк, — указав на чистый пергамент, улыбнулась Лайра. — Не просила ли она передать еще что-то? На словах.
— Нет, только сверток. Ах, да! — спохватилась Алиса. — Наставница ждет ответа.
Ск'йере ненадолго задумалась, подбирая слова.
— Передай Вельве, что я все поняла. Но не могу бросить… — Лайра замолчала на полуслове. Грудь липкой паутиной сковал небывалый страх. Что-то нестерпимо заболело внизу живота. Лайра знала, что с нею происходит, но не решалась признаться в этом даже себе. — Не могу бросить… — едва сдерживая крик боли, сквозь стиснутые зубы процедила она, и вдруг физическая боль резко отпустила, но на смену пришла боль душевная. Лайра… благородная фея, непобедимая воительница… Она пришла сюда, чтобы сражаться с несокрушимой силой Хельхейма, но идет против предназначения ради влечения к смертному. Это неправильно. Эгоистично. Цели превыше любви.
— Передай наставнице, — твердо сказала ск'йере, — что я выполню ее просьбу.
Зарахат увлеченно водил точильным камнем по острому, как лезвие бритвы, клинку. Изредка от точных, резких движений кхета сталь ощетинивалась снопом искр и пела тонким альтом под завораживающую мелодию, которую, вибрируя от острия до эфеса, издавал меч.
Кхета явно занимало это занятие, поглощало целиком и полностью, но по-кошачьи тихие шаги он все же услышал и обернулся, уже зная, кого увидит. Он почтительно кивнул и отложил меч в сторону.
— И тебе здравствуй, — едва касаясь пола, словно на крыльях, фея мягкой поступью пересекла комнату и, как перышко, легко опустилась на кровать рядом с воином. — Тебе тоже не спится?
Кхет пожал плечами. Лайра прижалась к нему, словно желая слиться воедино, и тихо прошептала:
— Давай убежим. Оставим этот проклятый форт на попечительство солдат. Пусть эти кровожадные убийцы сами живут с теми грехами, которыми отяготили души. Убежим отсюда… — фея на миг отстранилась от кхета и с мольбой посмотрела в его глаза: — Убежим?
Зарахат даже не пошевелился. Каменная маска спокойствия так крепко приросла к его лицу, что ни один человек в мире не смог бы прочесть по бесстрастному выражению, какие мысли витают в голове кхета. Зарахат отвернулся, вытащил из-за пояса длинный кинжал и принялся меланхолично водить по лезвию точильным камнем. Этот разговор его утомлял, выбивал из колеи, заставлял нервничать, делал рассеянным, словно одурманенным. Хотелось поскорее сменить тему или просто помолчать в тишине, больше не думая о неизбежных переменах. Да и вообще, зачем менять что-то, если все и так хорошо?