По ту сторону холста

— Да ни при чём, дорогая моя. Не она, а вы написали этот опус. В жизни такой ахинеи не слышал. Сюжет бразильского сериала и тот грамотнее составлен, чем ваше жалкое подобие детектива. Вы вообще слышали, что читали? Барабанные перепонки чуть не лопнули от ваших строк.

— Хотите сказать, что мой текст плохой? — с нотками раздражения спросила женщина.

— Плохой? О, нет! Ужасный! Без нормального сюжета, смысла и русского духа. На кой чёрт вы решили писать про иностранцев, не имея о них ни малейшего представления? Или наших людей не хватает?

— Вы против свободы творчества? — запротестовала Раиса.

— Я против воинствующей бездарности! Когда я прочитал вашу анкету, в частности про членство в Союзе писателей, то представлял себе высокий уровень владения словом. Но как оказалось: образ далёк от идеала.

— Нет, вы не правы! — не сдавалась Раиса. — Я признанный автор женских детективов. А моё членство в Союзе писателей законно. Вот, взгляните!

И Кузькина положила на стол Тельцову удостоверение. Оно было размером со студенческий билет, синего цвета и с эмблемой пера на лицевой стороне.

Тельцов бегло осмотрел документ и с брезгливой усмешкой вернул его Кузькиной.

— Немало повидал я фальшивых писательских билетов за свою грешную жизнь, — произнес он, глядя в зал и иронически разводя руками, — но такую кустарную работу вижу впервые! Печать Союза отсутствует, подпись председателя правления явно подделана, номер билета — старого образца, четырехзначный, а надо — шестизначный, через дробную черту… И, если не секрет, позвольте полюбопытствовать, почему ваш билет синий, а не красный? У переплетчика закончился красный коленкор?

— Я подам на вас в суд!

— Подавайте. С удовольствием приду на заседание и перед свидетелями докажу всю несостоятельность вашего обвинения. Объявляю, что наше издательство впредь не заинтересовано в сотрудничестве с вами. Вопросы есть?

Разгневанная императрица детективов торопливо собрала вещи и, громко стуча каблуками, направилась к двери, прокричав на прощание:

— Я вам ещё покажу! От меня просто так не отвертитесь. Вы ещё пожалеете, что посмели усомниться в моих писательских талантах!

Кузькина выскочила в коридор и хлопнула дверью с таким грохотом, что в зале с потолка посыпалась штукатурка. Ошарашенные журналисты молча переглядывались.

— Ну что, — протирая очки, объявил Тельцов. — Наше мероприятие подходит к концу, и я приглашаю выступить последнего участника — Викентия Белина. Викентий, прошу.

Последний участник литературной конференции представлял собой крепкого телосложения мужчину, в белой рубашке и синих джинсах. Каменное выражение его лица и солнечные очки, скрывавшие глаза, вызывали подозрительность и недоверие.

Взяв распечатанный текст, Викентий Белин посмотрел в сторону журналистов и официальным тоном произнёс:

— Сегодня, в этот солнечный мартовский день, вы услышите отрывок из моего последнего романа, посвященного Гражданской войне с семнадцатого по двадцать второй год. Этот роман объединяет в себе постмодернизм и историю. Я добился сочетания современных тенденций и знаний, впитанных на школьной скамье. Это самый дерзкий, смелый и концептуальный роман, который общество обязано знать.

Автор уверенно начал чтение:

«Они сидели в земляной траншее, держа друг друга за руки. Белогвардеец — поручик Шклеховский. И большевик — пролетарий Ворон. Канонада артиллерийских ударов доносилась с обеих сторон. Запах сырой земли, падавшей им на головы, пробуждал воспоминания о дождливом Петрограде с бегущими под зонтами прохожими, проезжающими по брусчатке каретами. Раздавшийся взрыв снаряда вернул бедолаг обратно в реальность. Молчание, длившееся вечность, прервал захрипевший большевик:

— Наконец-то мы встретились, Александр Иванович. Пусть и по разные стороны баррикад, но встретились.

— Да, Фёдор Сергеевич, голубчик мой, — согласился поручик. — Жизнь изрядно нас потрепала. А ведь совсем недавно мы были дворянином и бурмистром в одном и том же поместье, в круговороте обыденных дел.

— А сейчас что? Раненные и голодные вояки, не умеющие держать оружие в руках. Да ещё посреди боя. Просто какое-то безумие.

— Зачем только нужны были революции, стачки, демонстрации и прочее? Думают, что матушке России это пойдёт на пользу? Что русская душа обретёт свободу и вернёт смысл жизни к первоначальному видению? Что мы, православные люди, спокойно всё перенесём? Нет, голубчик. Они сильно ошибаются.

— Правильно говорите. Правильно.

— Лучше бы дали наслаждаться драгоценными секундами жизни дома, в уютных креслах и в компании друг друга. Чем не благодать?

— Александр Иванович, так давайте воспользуемся этим моментом. Пусть посреди этого хаоса, но уделим остаток времени нашей взаимной радости. Сейчас или никогда.

— Фёдор Николаевич, голубчик мой, полностью с вами согласен.

Словно воссоединившиеся после разлуки, белогвардеец и большевик обняли друг друга и стукнулись грязными лбами. А затем, дав волю своим чувствам, их губы приблизились друг к другу и…».

Но громогласный крик Аркадия Николаевича прервал развитие отношений: