По ту сторону холста

— Ох! — вздохнул Дёгтев. — Качеством знаний?

— Непредвзятостью! И не смотрите на меня удивленными глазами, коллега. Именно так! История не для тех, кто держит в уме всё до мельчайшего факта, а для тех, кто способен подойти к историческому событию с холодным разумом. Не терпит история обид, эмоций, извлечения личных выгод и предвзятости. В конце концов, на историке лежит ответственность за умы молодых поколений, обязанных пройти по следам предков, будь они чёрными или белыми. И не просто пройти, а ещё и понять, принять, сделать выводы во благо будущего страны и всего народа. Если это стало для вас неким откровением, то мне очень жаль.

Марк обидчиво пожал плечами.

— Жалеть меня не надо! Я понимаю смысл того, что вы пытаетесь донести. В глубине души, возможно, я с чем-то и соглашусь. Но позвольте и мне сказать несколько слов. Павел Матвеевич, времена изменились. Мы живём в свободной России. Над нами не довлеет «совковый» орган цензуры, заставлявший из-под палки получать однобокие знания. Не осталось запретов на информацию. Следовательно, имею полное право говорить, что хочу, где хочу и как хочу независимо от мнения «стадного большинства».

— Марк Робертович!

— Нет, я закончу. Пора историческому сообществу взглянуть на историю под правильным углом: без обеления, без сокрытия фактов, без общепринятых академической братией норм. Вот возьмёмся за Петра, смахнём с него лоск «великого» реформатора и расскажем независимую правду. Тем более, что Пётр заслужил подобное обращение за свои нововведения, дурак усатый.

— Хватит! — крикнул декан и ударил кулаком по столу.

На короткое время в кабинете воцарилась тишина. Успокоившись, декан продолжил:

— Не знаю, что на вас нашло, но такое поведение я не потерплю ни в ВУЗе, ни за его пределами. Сегодня пятница, поэтому, идите домой и образумьтесь. В понедельник жду вас в это же время. Не хотелось бы прощаться на такой ноте, после пяти лет вашего преподавания в истфаке. Вы свободны.

Дёгтев медленно встал и направился к двери. Но не успел он повернуть ручку, как снова услышал голос декана:

— Марк Робертович!

— Да?

— Подумайте над словами о непредвзятости. Ведь вы далеко не дурак, в отличие от Петра Великого, хе-хе-хе…

— Думайте сами, если решили относиться ко мне предвзято! — вспылил Дёгтев и с гордым видом вышел из кабинета.

Вечером понедельника, Марк Дёгтев шёл по Сенатской площади и ехидно улыбался. Он не пошёл к декану, а вместо этого успешно выступил на частном мероприятии, где в течение часа выражал свою точку зрения в отношении исторических личностей. Наглость характера и накопленный багаж знаний позволили ему завоевать симпатии неотягощенных знаниями молодых слушателей. Так, бескомпромиссной критике, по версии Дёгтева, подверглись: унылый моралист Достоевский с растянутым на несколько романов нытьём о духовности; сумасшедший старик Иван Грозный с манией сажать на кол кого-попало; любитель целовать императорские туфли Ломоносов, занимавшийся показухой на глазах европейских учёных; конник-тугодум Будённый со своей клячей, пробег которой и не снился отечественным автомобилям самого первого выпуска.

И шагал бы историк с довольной физиономией дальше, как вдруг его внимание привлёк незнакомец возле памятника императору Петру, победоносно восседавшему на коне. Странный субъект вольготно прохаживался от одного края памятника к другому, словно что-то рассматривал. Ростом достигал до двух метров. Одет был в старинный костюм: зелёный камзол, такого же цвета короткие штаны, шёлковые чулки и коричневые башмаки. Что же касается внешности, то вьющиеся темные волосы и маленькие усы на круглом лице придавали незнакомцу неординарной изящности.

«Уличный актёр! — мысленно усмехнулся историк. — Типичный представитель своей профессии. Любитель примерить на себя шкуры царей, писателей и прочих замечательных людей. Видать, к очередному представлению готовится. Петром Алексеевичем нарядился. Плохую себе роль подобрал, приятель».

В этот момент, что-то едкое пробудилось в грешной душе историка. Это было сродни манящему соблазну: совершить безнаказанную пакость и уйти победителем. Например, высказать претензии в лицо императору, хоть он и переодетый актёр. Окончательно поддавшись соблазну, Дёгтев уверенно подошёл к императору и с неприкрытым злорадством произнёс:

— Не стыдно ли вам, дорогой артист?

— А с чего бы стыдоба должна ко мне пристать? — поинтересовался в ответ император гулким басом.

— Вы, видимо, историю в школе прогуливали? — продолжил напирать Дёгтев. — Не совестно ли вам, уважаемый, разгуливать по улицам города в образе изверга и психически неуравновешенного садиста? Ещё и деньги с добропорядочных туристов берёте за фотографии с образом усатого маньяка!

— Ежели тебе неизвестно, холоп, то это я прорубил окно в просвещенную Европу! — Император насупил брови. — Да только, вижу я, плоды просвещения не стали тебе полезной пищей, глумливая чернь!