По ту сторону холста

— Прям так и выскакивали? Как у конька-горбунка? — улыбнулся Василий Владимирович.

— Сами вы конь! Это выражение такое. Так вот, страхом меня окутало, как водой в баньке. Бегу, что есть мочи. Краем уха топот слышу. Аж земля дрожала. Бежит за мной громадина зубастая. Жирочка дворянского куснуть захотел. А я бегу, бегу. Дыхание перехватило. Ноги уставать начали. Думаю: коснётся меня лапой и поминай, как звали. И вдруг, впереди показалось дерево. Высокое такое, зелёное. То ли дуб, то ли ель, то ли баобаб какой — чёрт его знает. Не помню. Зато помню, как взял и прыгнул на него козлом.

— Козлом? А это как? — удивился Николай Михайлович.

— Да прыгнул высоко. За ствол вцепился и давай наверх лезть. Руки и ноги сами по себе двигались. Увидел если бы меня какой-нибудь вор — позавидовал бы. Точно говорю.

— Ого. Ничего себе. А дальше что делали?

— А дальше схватился за толстую ветвь, уселся на неё и давай на зверюгу смотреть. Косолапый на задние лапы встал и попытался вскарабкаться. Да только толстое брюхо и кривые лапы не помогли. Рычал косматый. Жаловался. А я сижу на ветке и давай крепким словцом бросаться. Я его и так, и этак, и весь лесной род через туды его коромысло. Пожелал косолапому стать грязной шкурой на стене самого дешёвого трактира. Про ружьё заговорил, мол: сейчас тебя дробью угощу. Понравится, обещаю. Не хрен с маслом, но тоже полезно. Я по привычке занёс руку к плечу, а там ружья нет.

— Как это нет? — округлил глаза молодой охотник.

— А упало оно, когда бежал от косолапого. Начал оглядываться по сторонам. Нигде не видно. Посмотрел вниз, а ружьё-то у самого основания дерева. И медведь рядом с ним. Спуститься вниз — себе дороже. Попытаться достать — руку оттяпает, негодяй волосатый.

— Ничего себе!

— Какая неожиданность! — с ехидством произнёс Василий Владимирович.

— Неожиданность? Я скажу вам, господа, что такое неожиданность. О, уверяю, такого нигде услышите.

— Дмитрий Павлович, мы вас внимательно слушаем, — подыгрывал зрелый охотник.

— Да, да. Слушаем. Только говорите! — поддакивал молодой.

— Так вот. Пока ваш покорный слуга искал решение проблемы, медведь зубами схватил ружьё и встал на задние лапы. А затем, прижав к мохнатой груди оружие, стал танцевать.

— Простите, что? — спросил Василий.

— Что, что — танцевать стал! Но как он танцевал: двигал задними лапами слева-направо, справа-налево. Крутился на месте по часовой стрелке. Разбегался и прыгал. Приседал и поднимался… А лапами что творил… Туда-сюда, туда-сюда, вперёд-назад, над головой… За спину спрячет и поклон.

— Каким это образом, если у него в лапах было ружьё?

— Ой, не мешайте… А вы? — спросил молодой.

— А я давай стучать по коленкам, по груди и в ладоши. Щёлкать пальцами, чтобы ритм поддержать. Так здорово было, так хорошо. Чудилось мне, что слышу зов предков. И в зове этом гремели имена князей великих. Звучали гусли, свирели, балалайки. О, господа, трудно передать словами те чувства, те эмоции. Ох, и хотелось плясать с Потапычем. Забыть об осторожности и просто плясать. У меня душа русская и у него тоже. Эх…

— И вы танцевали?

— Сплясал бы, кабы не сидел на ветке… Но тут он, сволочуга, стрелять начал!

— Святой Николай Угодник! — испугался молодой и перекрестился.

— Вот именно! Стрелять! В какой-то момент ружьё в зубах наклонилось, курок зацепился за клыки и дуло выстрелило. Повезло: дробь не задела меня. Однако, я потерял равновесие и рухнул на землю. При падении заработал шишку на голове. До сих пор не проходит. А вся эта дурь про зов предков моментально прошла. Я сразу вскочил на ноги и побежал. Не стал даже оборачиваться. Страшно было. Аж сердце из груди выскакивало. Один Бог знает, сколько времени бежал. Мне думалось, что вечность. Вышел на просёлочную дорогу. Повезло: навстречу ехала телега с мужиком. Остановил его, объяснил ситуацию и поехал до усадьбы.

— Вот это да. Нет слов…

— На следующий день я собрал группу охотников, и мы отправились в лес. Вышли на то самое место. Узнал дерево. Михайла Потапыча, бандюгу косолапого, найти не смогли. Даже натасканные собаки не унюхали следа. А вот с ружьём дела обстояли получше: в кустах оно лежало. Целое, без царапин. Спасибо мохнатому, что себе не присвоил. Не хватало только вооружённого медведя в наших лесах. Вот как-то так, господа.

— Вот чешет! — загоготал Василий Владимирович. — Вам надобно не охотой заниматься, а книги писать: сказки.

— Что значит — чешет? — возмутился старый охотник. — Правду говорю. Было такое. Вот те крест!

Он поднял было руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но, заметив свою недопитую чарку, опрокинул её в рот и принялся похрустывать солёным огурчиком.

— Право, не врёт он, — сказал в поддержку рассказчика Николай Михайлович. — Вы, может, не верите, а я наоборот: охотно. Для опыта каждая такая история важна.

Но охотник-скептик в обиду себя не дал и ответил:

— Так он вам не поможет, опыт-то! Вы вон сегодня в утку попали только с четвёртого раза. И то с двух шагов, когда та уже дохлая оземь стукнулась, после того, как её Дмитрий Павлович на взлёте подбить соизволили.