По ту сторону холста

Все эти приятные ностальгические ощущения испортила внезапная боль в груди. Организм будто ударило током, и Яков пришёл в сознание. Стиснув зубы и мыча от нестерпимой боли, он с трудом поднялся на ноги. Окружающая обстановка кардинально изменилась: исчезла комната с расписными стенами, исчезли обозлённые стрельцы, исчез и подлец Лжедмитрий. Теперь он видел безлюдное поле с желтой травой и пасмурное небо, что упиралось в горизонт. Яков немного постоял, подождал, когда стихнет боль и шаркающей походкой побрел, куда глаза глядят.

— Ну, Яша, добавил в биографию подвигов, — бубнил он себе под нос. — Дурные песнопения с городовыми пережил. Голову свою от лезвия бердыша спас. Что дальше? Участие в Октябрьской революции? Оборона Севастополя от турков? Или станешь оправдываться за двойку в дневнике? Мда, весёлые похождения. Не пожалуешься на скуку. Хоть бы закончился этот кошмар, сил уже нет. А всё из-за проклятого кота. Вот выберусь отсюда и найду блохастого гада. Я ему сразу укорочу девять жизней.

Вдалеке показались фигуры людей. Трое мужчин сидели друг рядом друг с другом и, активно жестикулируя, о чём-то спорили. Дискуссия сопровождалась жизнерадостным смехом и веселыми окриками. Поначалу Яков отнёсся к увиденному с опаской. Он сразу подумал об угрозе своей жизни, учитывая опыт предыдущих событий. Было принято решение: подождать определённое время, чтобы точно оценить ситуацию и хорошенько взвесить все «за» и «против».

Когда же сомнения отступили на второй план, и Яков принял решение: пойти к незнакомцам и попросить помощи. Кроме того, урчащий желудок грозился устроить кишечную революцию, если парень не устроит обед по расписанию.

И вот, подойдя ближе к этим людям, Яков рассмотрел их как следует. Хватило одного взгляда, чтобы узнать трёх охотников с легендарного холста «На привале». Все трое будто бы живьём сошли с картины. То же самое можно было сказать про одежду, скатерть, стаканы, водку, холодные закуски и отложенные в сторону ружья. Идеальное воплощение, так сказать.

Окончательно убедившись, что опасность ему не грозит, Яков поздоровался:

— День добрый, господа охотники!

— Здравствуй, добрый человек! — в один голос ответили охотники.

— Могу я присоединиться к вам и попросить немного еды?

— Можете. Почему нет? Присаживайтесь, уважаемый, угощайтесь! — сказал старший охотник и жестом пригласил к столу. — Чем богаты, в общем.

Яков сел. Взял кусок чёрствого чёрного хлеба и принялся сосредоточенно жевать. Наступило молчание. Охотники смотрели на гостя так, будто ждали от него чего-то. Гость, явно позабывший базовые основы этикета, тут же представился:

— Меня Яковом зовут. Или просто — Яша.

— Дмитрий Павлович, — сказал старший мужчина лет пятидесяти.

— Василий Владимирович, — поздоровался охотник средних лет.

— Николай Михайлович, — поприветствовал жестом парень совсем юных лет.

Убедившись, что гость всецело занялся едой, охотники вернулись к беседе.

— Так вот, господа, рассказываю, — обратился ко всем старший. — В крымскую кампанию, значит, выдалась ночка тихая, и отправились мы с товарищем в меткости поупражняться, решили поохотиться на яков.

Услышав своё имя, Яша поперхнулся и принялся кашлять, чем прервал рассказчика. Николай Михайлович оказался всех ближе и, на удивление, мощно треснул подавившегося бедолагу кулаком по спине. Проходимость дыхательных путей была восстановлена.

— А паренёк-то не промах! — воскликнул Дмитрий Павлович, когда Яша перестал кашлять. — С ходу старика раскусил! Не было и нет в Крыму никаких яков.

Все трое дружно и заливисто принялись хохотать. Щёки у них порозовели, глаза прослезились.

— Что ж, расскажу правдивую, — подытожил Дмитрий Павлович, когда стихли смешки. — Давно это было. По молодости ещё. Отправился я в лес на охоту. Один. Всё как полагается: на плечо повесил отцовское ружьё, на пояс кожаный патронташ, на голову шапку из барсука. Добычу выбрал самую тяжёлую — на тушканчика пошёл.

— Это что за зверь диковинный? — перебил рассказчика Николай Михайлович. — Не слыхивал о таком.

— Как вам объяснить-то, Николай? Тварь зубастая такая, с хвостом длиннющим. В общем, вернёмся — чучелу покажу. Слухайте дальше. Пса моего, Бубенчика, с собой не взял. Заболел, бедный. А всё жёнушка моя со своими причудами. Говорю ей: не корми собаку конфетами. А она: три штуки французского Шармель фигуру не испортят. Ага… Конечно, не испортят. Зато чихал Бубенчик похлеще покойной тёщи из Тарханов. Спать не давал. Баба, ничего не скажешь. Вот, иду я час, два. Ни зверей, ни птиц. Тишина. Подумал: а не ошибся ли я лесом? Может, вообще не в те дебри направился? В голову закрались мысли, что останусь куковать до полуночи. Тревожно, одним словом. А потом что-то тяжёлое на плечо упало. Замер. Голову назад повернул, а там медведь.

— Медведь? — спросил Николай Михайлович.

— Ага. Медведь.

— Настоящий?

— Настоящий! Стоит он и смотрит на меня взглядом сердитым. По глазам коричневым мысли прочитал, мол: что, барин, лесом ошибся? А я взял и побежал от него. Да так бежал, что искры из сапог выскакивали.