По ту сторону изгороди

А между тем, кроме пения, Антон слышал еще один звук. И этот звук был основным, пение же маскировало его, старалось скрыть за нежным женским голосом. Но Антон услышал. Он уже не разбирал слов песни, он уже не слушал женщину, а вычленял, пробирался через завесу к основному звуку. Это походило на хруст ломающихся веток старых сосен, на множество лопающихся панцирей улиток и на бесконечный шелест листвы, когда тащишь по ней толстый и длинный поливочный шланг. Антон еще раз потряс головой и только теперь осознал, что стоит со спущенными шортами, обувь лежала рядом, а его босые ноги по щиколотку утонули в иле. С него окончательно спало оцепенение, навеянное песней. Он дернул ногами высвобождая их из плена, натянул шорты, схватил ботинки и подбежал к брату. Там, впереди, за Сашкиной головой трещали камыши от натиска чего-то большого и тяжелого, земля потрясывалась, а песня все лилась и лилась, как вонючая, застоявшаяся вода из позабытого ведра.

Сашка стоял чуть впереди, футболка небрежно валялась на земле, кроссовки рядом, но брюки все еще на нем. Пальцы беспорядочно, бездумно теребили заевшую бляху. А еще Антон увидел на камыше, рядом с плечом брата свою белую, мокрую футболку. Он сдернул её и ударил Сашку по руке.

– Ты… ты чего? – Сашка смотрел на него безумными, непонимающими глазами, словно только что очнулся от сна.

– Бежим скорее! Там кикимора! – махнул головой, но и без этого жеста Сашка услышал её приближение. На мгновение обернулся, оценил примерное расстояние, подобрал свою одежду и, вместо того, чтобы бежать, принялся натягивать на себя содранную футболку.

Наконец песня смолкла. То существо, что стремительно приближалось догадалось, что ребята перебороли гипноз. Теперь отчетливо слышны звуки ломающегося тростника и камыша. А еще стрекот и щелчки, но не от стрекоз, а от языка ящерицы или змеи. Большой, водяной змеи, такой, которая не просто кусает ядовитыми зубами, а проглатывает за раз.

Антон уже отбежал на несколько шагов, но заметил, что Сашки позади нет. Развернулся и увидел, как толстый чешуйчатый хвост обвился вокруг талии Сашки и чуть приподнял над землей. Это была не просто водяная змея, а гигантская доисторическая тварь. Таких размеров, которые показывают в фильмах ужасов про анаконд убийц. Хвост, толщиной с тело Антона лоснился, как блин на сковороде. Антон оцепенел от ужаса. Он никогда в живую не видел змей таких размеров. И ведь это только хвост! Он поднял глаза, за голову брата, скользнул взглядом по хвосту, уводящему в камыши. Там, в зарослях висела в воздухе женская фигура, покрытая чешуей. Туловище плавно переходило в змеиный хвост. Она покачивалась, словно водоросли от легкого течения. Раздвинула руками тростники и показалась Антону во всей красе. Зеленые глаза, напоминающие болотную жижу, две дырки вместо носа, безгубый рот и трепыхающийся раздвоенный язык. Темные волосы, больше похожие на собранную в кучу тину, на руках между пальцами перепонки, как у лягушки, а все тело покрыто темно-зеленой чешуей, как у рыбы или змеи. Она надвигалась, а гладкий, серый язык приближался к лицу Сашки.

Антон запаниковал и подумал, что скоро умрет, что это создание проглотит его целиком, как делают змеи и будет переваривать живое, трепыхающееся тело несколько месяцев. Он попятился, не выпуская из виду зеленых глаз. Нога угодила в яму, Антон упал, но встать не смог, пополз, натыкаясь спиной на стебли камыша и ощущая задницей, как втыкаются сломанные панцири улиток. У него было одно желание: поскорее убраться, спрятаться от страшного монстра. Он собирался бежать домой, прыгнуть в кровать, закрыть голову подушкой и пролежать бездвижно несколько дней. Каким-то чудом, неимоверным усилием он смог подняться и побежал, но вскоре вновь упал, лицом в землю. Ил забился в ноздри, попал в рот, запеленал глаза. Антон сплевывал мерзкие комки грязи, продирал глаза. За спиной слышны стоны брата и шелест змеиного тела в камышах. Кикимора не гналась за Антоном, ей хватило одной жертвы.

Антон поднялся на ноги. Последнее падение отрезвляюще подействовало на его мысли. Он задумался, почему Сашка не кричал, а лишь стонал, словно в рот засунули кляп? Возможно ли такое, что хвост кикиморы пропитан парализующим ядом? А может Сашка не кричал потому, что увидел убегающего Антона и подумал, что брат его бросил и не придет на помощь, хоть заорись до потери пульса. Второе больше походило на правду, Сашка разочаровался в нем. Горькая слюна застряла в горле комом, загудело в ушах, а глаза налились кровью. Неужели он действительно готов бросить брата, лишь бы спастись самому? Он затаил дыхание и закрыл глаза, собираясь с силами, чтобы признаться самому себе насколько он паршивый друг. Крепко сжал челюсть, так, что молочный больной зуб надломился и вывалился на язык. Сначала Хвича, а теперь Сашка. Два друга за день. А ведь они единственные, кто оставался у него в жизни. И что делает он? Сдает одного и отворачивается от второго!