По ту сторону горизонта

Леди Кеннет отставляет чашку в сторону, поправляет чёрное платье и встаёт. В траурном одеянии она бледная, прозрачная, как тень. Будь в гостиной чуть больше людей, она бы точно потерялась среди них. У Бентлея пересыхает в горле, будто он только что засыпал в рот горсть песка. Как же печален вид миссис Кеннет.

– Бентлей, сынок. – Леди Мэрилинн подходит к нему сама и протягивает руки. Ладонями она касается его лица. – Как ты… повзрослел.

Конечно, она хочет сказать не это. Он не повзрослел, а постарел. На его лице появились первые морщины. Почти незаметные, но в конце дня он может разглядеть их в зеркале вместе с тенью усталости. Осунулся, появились тёмные полукружья под глазами, и выглядит он намного хуже, чем до упокоения на морском дне. Худой и высокий, он почти похож на долговязого Джеффри – будто оборванца с улицы одели в дорогие ткани. И только воспитание напоминает о том, что он – лорд.

Но мать его выглядит не лучше. Годы не забрали у неё былого очарования, однако глаза заметно посерели, стали печальными и безжизненными. Опустились плечи, хотя она и старается держаться ровно и статно. В её светлых волосах не разглядеть седины, но время взяло своё.

– Здравствуйте, мама, – слова не застревают в горле, и всё же говорить ему сложно. Наложившиеся друг на друга годы не дают ему назвать её матушкой. Всё внутри сопротивляется. – Я рад, что вы в добром здравии.

Рад. В этом нет никаких сомнений, он счастлив, что она приехала, но не уверен, что в той мере, в какой нужно. Нет всплеска эмоций и бури чувств, он принимает её присутствие как должное, лишь с малым трепетом. Слишком давно он оставил её один на один с переживаниями о смерти дочери и другими невзгодами.

– Что с твоей рукой, Бентлей? Кто тебя так?

– Джессика Хармон, – он решает не утаивать от матери правду. Пусть знает, что даже самый родной человек способен поднять руку. – Любезно наградила меня ударом кочерги, когда я выставлял их из дома. А сил добить ни у кого не хватило.

На лице леди Мэрилинн ужас, но он не видит удивления. Будто его мать и не сомневается, что её сестра на такое способна. Да и сам Кеннет не удивляется тому, на что готовы пойти люди. Он и раньше этого никогда не делал, и возвращение в общество ему только об этом напомнило.

Она могла бы спросить не про руку, а поинтересоваться, где он был столько времени или как так вышло, что его никто не мог найти, если кто-то и искал. Но, в сущности, он даже благодарен, что ни один из этих двух вопросов не звучит. Ему нечего на них ответить, и вряд ли ответ найдётся в ближайшее время. Будет лучше, если мать поймёт его нежелание открываться и не будет даже пытаться узнать правду.

– Как вы добрались, мама? – Бентлей обращается к леди Мэрилинн, но взгляд устремляет на Валерию. Девушка не подсказывает ничего определённого, только ведёт плечами.

– Прекрасно, Бентлей. Я спешила как только могла. Мне никто не сообщил, что ты вернулся, и только твоё письмо… Такая радостная весть. Конечно, я сначала подумала, что это чья-то злая шутка, но… – Она достаёт из кармана распечатанный конверт и протягивает его лорду. Тот берёт бумагу двумя пальцами, вынимает сложенный листок и, развернув его, пробегается взглядом по строчкам.

У Валерии ровный почерк. Она написала всё чётко и по делу, как он её и просил. Но добавила не свойственных Бентлею вещей. «С любовью», – он никогда бы так сам не написал. Однако Кеннет не жалуется, он возвращает письмо в дрожащие руки матери.

– Я написал, как только узнал всю правду о том, что с вами произошло, мама, – ему неприятно даже думать об этом. И он скрипит зубами, старательно делая вид, что в его голосе нет злости. Она не должна подумать, что Бентлей разгневан из-за случившегося с ней. – Теперь всё в полном порядке. Мне осталось уладить лишь некоторые дела, и я отправлюсь в Ирландию. Примите мои искренние извинения, что не смогу остаться с вами.

Валерия всенепременно останется. Недовольство да Косты его не интересует. И девушка словно понимает неозвученное, опускает взгляд в пол. Леди Кеннет тянет руки к Бентлею, обнимает ладонями его лицо. Она делала так, когда он был совсем ещё ребёнком. Успокаивала, жест всегда говорил лишь одно: «Посмотри на меня, Бентлей. Всё хорошо!» И всё всегда было так, как говорила мать.

– В Ирландию? Бентлей, но что ты забыл в Ирландии?

Безусловно, в стране варваров, неотёсанных разбойников и невеж уважаемому лорду делать нечего. Но если того требует ситуация, он отбросит даже такое предубеждение, как своё отношение к ирландцам. Уже отбросил, когда понял, что влюбился в склочную и скандальную девушку с зелёного острова.

Тихий выдох, Кеннет отнимает одну руку, вторую мать опускает сама.

– Свою жену, мама. Там осталась женщина, которую я хотел бы привезти в Лондон.

Пожалуй, если он скажет чуть больше, это заставит его вскрыть новые и новые подробности. Одна петелька потянет другую, и полотно распустится.

– Жена?