По ту сторону горизонта

Спаркс кажется ему теперь ещё более невыносимым человеком. Он слабо представляет, как Моргана переносила подле себя самодовольного мужчину, не упускающего возможности уколоть и задеть. С такими у неё всегда был разговор короткий. Но если Спаркс ещё жив, это говорит о многом. Хотя бы об умении данного человека выживать. Быть может, ему просто повезло, но Оливер не выглядит как человек, который полагается на удачу.

– У лорда Кеннета иные предпочтения. Ты до него не дотягиваешь.

– Как и кэп до ваших представлений об идеальной бабе.

Тень раздражения на лице Спаркса заставляет Джеффри ухмыльнуться.

– Лорд Кеннет готов подняться на виселицу, если петлёй будет её подвязка[9], – грубо отвечает Спаркс, – но это тебя не касается. Что до меня, ваш капитан, – Оливер делает паузу, – она не лишена благородства. И я благодарен ей за спасение жизни. Теперь же отвечай, где вы собирались встретиться?

Тут Джеффри становится не до смеха. Он судорожно ищет, куда бы свернуть. Но как назло, вокруг тянутся только кривые низкие ряды домов. И ничего похожего хотя бы на самое захудалое питейное заведение. И всё же Джеффри тянет:

– Это не здесь. Дальше по улице, затем направо и…

– Какое заведение мы ищем? Я знаю все пабы, в которых может ошиваться отребье, подобное тебе.

Джеффри уверен, что услышит в свой адрес ещё не одно оскорбление, но старается не думать об этом. На «Коте» его поливали дерьмом и похуже. Особенно заковыристым на ругань был его прошлый капитан. Он не подбирал выражений, и это было даже не обычное «краба мне в дышло» и не «сын собаки». Моргана тоже преуспевала в ругани, но слушать её брань было не так весело.

– Просто поедем, Спаркс, вы же хотите выполнить приказ как можно быстрее? Может, тогда Кеннет вас простит.

Корморэнт мягко треплет коня за гриву. Успокаивает скорее себя, чем и без того тихое и мирное животное, и они направляются дальше. Джеффри осматривается по сторонам.

Уже с порта Лондон показался ему грустным, совершенно печальным городом. Теперь же он видит, что дело даже не в тоскливости лиц измученных людей, город просто сам по себе серый. Серый и грязный. Они проезжают мимо одного дома, когда пухлая женщина выталкивает ребёнка с порога и захлопывает за ним дверь. Мальчишка почти сразу начинает рыдать и умолять впустить его обратно, чем будит лежащего неподалёку пьяницу – криков становится только больше. Трущобы во всей красе. Сам Джеффри тоже жил в таких местах. Уже с десяти лет надрывался в порту, таская ящики, чтобы не опухнуть с голоду, пока его мать – шлюха – спала, налакавшись джина. Вот только все эти знакомые вещи не навевают приятной ностальгии, лишь радость, что он убрался из Бостона.

Ещё какое-то время они просто едут по улицам, и раздражение Спаркса только нарастает. Но Джеффри наконец замечает облупившуюся вывеску паба.

– Сюда, – кивает пират Спарксу. С трудом и комичностью артиста бродячего цирка он слезает с коня. Чертыхается, наступив ногой в мутную кашу, и несколько секунд ещё трясёт носком сапога, чтобы тот стал почище.

– Лошадь привязать не забудь. Лорд Кеннет тебе не простит потерю и порчу своего имущества.

Джеффри вновь чертыхается, после чего растерянно смотрит то на Спаркса, то на повод, кажущийся ему слишком коротким для привязи животного, но мужчина явно не собирается помогать. И потому Джеффри не остаётся ничего, кроме как самому постараться повторить всё то же, что делает человек Кеннета. Благо, узлы он вяжет превосходно. Просунув верёвку под недоуздок, Корморэнт второй конец верёвки приматывает к кольцу в стене. То и дело он поглядывает на лошадь, словно ищет в её больших глазах одобрения и подтверждения, что он всё делает правильно.

– Хватит копаться. Идём, – бросает через плечо Спаркс и направляется к дверям паба.

Джеффри несколько раз дёргает верёвку, чтобы убедиться, что он привязал животное достаточно крепко, после чего всё же направляется за Оливером.

Спаркс торопится, и Джеффри полагает, что это не самое его естественное состояние. И дело как раз в том, что Оливер жаждет вернуть расположение Кеннета – вероятно, единственного человека в своей жизни, которого уважает и считает лучшим. Корморэнт пригибается, чтобы спасти свой лоб от деревянного косяка, когда переступает порог паба. Заведение совсем не отличается от всех тех, в которых когда-то Джеффри довелось напиться. Он видел столько этих пабов, таверн и других питейных заведений, что научился мириться с вонью потных грязных тел, дешёвого пойла и мочи – не то кошачьей, не то вполне человеческой.

Под крышей многолюдно, особенно для столь сомнительного часа, как полдень, когда работа ещё не выполнена. Видимо, многим уже и не сильно хочется трудиться, и Джеффри отлично их понимает. Он протискивается мимо пьяной компании, шумно ругающейся. Один мужчина швыряет на стол засаленные карты и отказывается играть с тем, что есть, то есть с «говном на руках». Корморэнт тоскливо усмехается.