По ту сторону фронта

…Многие были арестованы и в Бучатине, и в Варшавке, некоторые повешены и расстреляны. Жену Лагуна арестовывали четыре раза. За самим Лагуном в продолжение апреля и мая 1942 года немцы приходили четырнадцать раз, но его не было дома: он ушел в лес к партизанам.

Лагун здесь родился и вырос. Он когда-то работал лесником в Орликовской даче, хорошо знал все чащи и болота, сразу отыскал своих товарищей.

На первых порах отряд был невелик. Располагался он в глухом урочище Ямное, где летом 1941 года базировался отряд Жуковского. Отсюда и началась их оперативная работа. Партизаны опять разбивали маслозаводы, смолокурни и магазины, разгоняли заготовителей, уничтожали карателей и полицаев. Слава об отряде пошла по району. В отряд приходили новые люди. Местные жители и военнопленные, бежавшие из лагерей, шли в лес, как в военкомат, и скоро их собралось более ста человек.

В бучатинской школе, еще раньше переоборудованной гитлеровцами под казарму, разместился немецкий гарнизон — около трёхсот человек. Однажды он выехал на прочесывание Орликовских лесов, рассчитывая уничтожить партизан. А партизаны, заблаговременно извещенные об этом, тоже снялись с лагеря, обошли карателей и после короткой схватки с оставшейся в деревне охраной ворвались в Бучатин и сожгли оставленную немцами казарму.

Население поддерживало народных мстителей, помогало им, а иногда и само указывало объект диверсий. Так было, например, с одной местной МТС. Фашисты собрали туда весь уцелевший инвентарь из трех МТС района, починили двенадцать тракторов, наладили машины, восстановили нефтебазу, поставили своего управляющего и начали весенний сев. Работать приходилось колхозникам, отбывая барщину по четыре дня в неделю. Работали не только машинами МТС, но и своим инвентарем, своим тяглом. В этом колониальном крепостном хозяйстве как нельзя ярче и нагляднее выразился весь фашистский «новый порядок», и понятно, что этот рабский порядок до глубины души возмутил крестьян, привыкших к свободному труду в Советской стране. Трактористы пришли к партизанам, рассказали в чем дело и просили помочь. Надо разбить машины, спалить горючее, уничтожить этот оплот немецкой колониальной политики.

В отряде была совсем особая организация. Не имея никакого опыта, партизаны продолжали вести работу так же, как это было в подпольном комитете. Командование было выборное, и, кроме командира, существовал еще свой «реввоенсовет» — Каплун, Гончарук и Лагун. Но не командир и не «реввоенсовет», а общее собрание отряда решало вопросы большинством голосов. В боевой обстановке такой порядок неуместен. Постоянно возникали опоры, пререкания, возражения, сомнения, Так получилось и с вопросом об МТС. «Реввоенсовет» решил, а на собрании начались рассуждения и споры. Тогда капитан Воробьев — бывший чекист, бесстрашный человек — заявил, что он, не дожидаясь санкции собрания, пойдет и сам, с одним только наганом проведет эту операцию. Ему возражали, говорили, что это невозможно, хотели поднять на смех, но он стоял на своем. В конце концов Каплун, вопреки мнению собрания, послал Воробьева на операцию. И тот пошел, взяв с собой только двух бойцов.

А задание было и в самом деле нелегкое. МТС находилась на шоссе Москва — Варшава, по которому постоянно двигались немецкие войска. Местность кругом была открытая. Охрану хозяйства нес взвод голландцев — из той нечисти, которую фашисты собирали по всей Европе и бросали на нашу страну.

Воробьев со своими помощниками ночью добрался до МТС и целый день провел рядом с ней, спрятавшись в кустах. Как только стемнело, он вошел в казарму, занимаемую охранниками:

— Руки вверх!

И два раза выстрелил в воздух.

Его товарищи снаружи разбили окна и подняли шум.

— Сдавайтесь, а то всех перестреляем!

Голландцы подняли руки и были обезоружены.

Партизаны захватили несколько винтовок, два ящика патронов и ящик гранат. Но старшего охраны в казарме не было. С трудом объясняясь на ломаном немецко-голландско-русском языке, дознались, что он в гостях у своей переводчицы.

Он в этот день заказал зажарить гуся как-то по-особому, по-голландски. Весь вечер молодая переводчица и старуха, с которой она жила, копошились у печки, а к ужину принесли на стол это необыкновенное блюдо и рядом с ним поставили пару бутылок вишневки. Чем не пир! Ради него, должно быть, и ехал в Россию этот европейский бродяга…

Воробьев постучал в квартиру переводчицы. Старушечий голос спросил:

— Кто там?

— Партизаны. Открывай!

Короткая возня, приглушенные голоса, и дверь открылась. Две женщины — старая и молодая — встретили партизан. Голландца не было. Что же это? Неужели ошиблись? Неужели ему удалось убежать? В таком случае он может привести подкрепление, и тогда задание не будет выполнено.

Наскоро начали обыскивать квартиру. Под периной нашлись китель и брюки. На печке оказались сапоги. А где же он сам?..

Он появился неожиданно. Сначала зазвенела и съехала набок заслонка у русской печи, а потом оттуда высунулись босые ноги.

— Вот он!.. Тащи!.. Вылезай!..