Читаем По ту сторону фронта полностью

Не лучше жили и соседи Велько. Думалось, что мачехой стала им родная земля. И многие бросали ее и уезжали на заработки в чужие страны. Где только не видали белорусского мужика! Даже в Америке, в далекой Америке, о которой ходили тогда самые невероятные слухи. Рассказывали, что там мужик может разбогатеть и сделаться паном. Но уезжали многие, а богатыми что-то не возвращались. Наоборот, приезжали домой еще беднее, чем были, изломанные непосильным трудом. «Нет, — говорили они безнадежно, — это не для нас. Жулику там можно нажиться, а рабочему человеку все равно пропадать». И продолжали ломать спину на панов.

Белорусский народ никогда не был таким безропотным и бессловесным, каким его старались изобразить в старой литературе. Как мог, он боролся с царскими чиновниками, боролся с панами и осадниками. Боролся все упорнее, все ожесточеннее.

После революции Белоруссия оказалась разрезанной пополам. Здесь панская Польша, а там — недалеко, каких-нибудь сто верст на восток — такие же белорусы, такие же полесские мужики, но у них и земля своя и жизнь другая. Там Советы. Там Ленин. Это известно всем. Что бы ни брехали паны, как бы ни отгораживались от Советской страны, земля слухом полнится. Имя Ленина услыхали здесь еще в семнадцатом году и хотя произносили его тайком, но с какой-то особенной теплотой и надеждой. Оно помогало в борьбе, оно придавало силы…

Ленин умер. Большое горе принесла его смерть всем беднякам и всем рабочим земли. Но это горе не сломило их. Нет! Именем Ленина, памятью Ленина клялись они усилить борьбу. Так было и в Западной Белоруссии. Велько хорошо запомнил эти дни. Положение до того обострилось, что хозяева каждую минуту ждали открытого возмущения. В Борки приехал из Ганцевичей усиленный наряд полиции, несколько человек арестовали, за всеми подозрительными следили. И в других деревнях тоже начались строгости и аресты.

Не только собрания нельзя было провести, но и вспоминать о Ленине, говорить о нем на людях опасались. И все-таки сговорились. Назначили место далеко в лесу, в таких трущобах, которые только коренным полещукам известны, куда никакая полиция и ногой не ступала. Велько ушел туда будто бы на охоту. Такие же охотники собрались из Хатыничей, из Люсина, из Свентицы, из Новоселок и из других деревень. Более пятидесяти человек. В лесу у костра провели траурное собрание. Железнодорожник из Лунинца Михаил (только под этим именем и знал его Велько) рассказал о жизни и работе Ильича. Суровые, испытанные бедами и трудом люди долго стояли на морозе с непокрытыми головами, и слезы замерзали у них на щеках. Много нового узнал Велько в этот день. Многое как будто заново открылось ему, как будто прояснилось перед глазами.

Позднее он встретился с Михаилом еще раз. Зимой 1931 года один знакомый Велько из Хатыничей привел железнодорожника в Борки, чтобы сохранить, укрыть его от полиции дня на два, на три. Велько помог Михаилу спрятаться и опять жадно слушал рассказы о революции, о Советском Союзе, о советских людях, о советском счастье, о том, что все люди во всех странах со временем добьются этого счастья. «Все люди рождаются равными, — говорил Михаил. — Не было случая, чтобы один родился со шпорами на ногах, а другой — с седлом на спине». Нам это кажется простой истиной, но для Велько, человека, которому всю жизнь — день за днем — твердили, что он неполноправен, что он «черная кость», что он родился мужиком, а пан рождается паном, — для Велько это было откровением и запомнилось на всю жизнь.

Встречи с Михаилом помогли ему разобраться в жизни, сделаться активным борцом. Теперь он знал, за что надо бороться, к чему надо стремиться. Велько прозрел. А вокруг него была та же нищета, бесправие, полицейский террор. Несмотря на всю его осторожность и неразговорчивость, начальники начинали коситься на него, и кулаки поглядывали подозрительно. Трудное было время.

Но это время прошло, и в 1939 году Велько встретил вступление советских войск в Западную Белоруссию, как давно ожидаемое счастье. Ожили и распрямились люди. В селе появилась школа, настоящая бесплатная школа для мужичьих детей, для детей Велько. А самому ему не только дали землю, на которой он мог сеять свой собственный хлеб, его выбрали депутатом сельсовета, потом послали в район на съезд. Он радостно, с головой окунулся в активную общественную работу, участвовал в распределении земли, агитировал, читал соседям газеты, заботился о школе; сам помогал чинить парты, подгонять оконные рамы и двери. Он побывал в Минске, побывал в колхозах Восточной Белоруссии, увидел, как живут свободные люди, как работают, как хозяйствуют. И у себя в селе начал собирать наиболее активных, наиболее сознательных крестьян — ядро будущего колхоза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии