По ту сторону фронта

В подвале под развалинами элеватора, где опять встретились капитан Костров и Дмитрий Карпович Беляк, сейчас особенно сыро и неуютно. На перевернутом вверх дном ящике горят две свечи, тускло освещающие мрачную клетушку. На полу – пучки грязной, истоптанной соломы. Зябко, холодно, пробирает дрожь.

Предстоит встреча с надзирателем тюрьмы, которого должен привести сюда Микулич. Но до встречи еще добрый час. Друзья неторопливо беседуют.

– В городе опять паника, – заметил Беляк. – Заседаниям, совещаниям в управе нет конца. Немцы требуют от Скалона решительных действий, а что он может сделать?

Гитлеровцы не могли смириться с тем, что в семи километрах от города, что называется, под самым носом городских властей, партизаны совершили дерзкий налет на школу. Но ответить ударом на удар оккупанты не могли, – партизаны были неуловимы. Единственное, что оставалось гестаповцам, – это провести массовые аресты по городу. Было схвачено и посажено в тюрьму около трехсот человек. Началось следствие, подобное тому, какое велось после взрыва гостиницы. Только тогда фашисты считали, что диверсионный акт совершен небольшой группой – двумя-тремя лицами из числа горожан, а теперь они были уверены, что в разгроме школы участвовало не меньше сотни хорошо вооруженных людей, безусловно, не городских. Тем не менее арестованы были горожане, и гестапо упорно добивалось от них показаний.

– Я опасаюсь за Полищука, – произнес Костров. – Боюсь, что не выдержит, сдаст, а тогда дело примет плохой оборот.

Начавшиеся в городе аресты в первые же дни коснулись и леспромхоза. Да и не могли не коснуться. Нетрудно было установить, что в ночь налета в школу пришел обоз с дровами. Полищука арестовали. Правда, прямых улик против старосты гитлеровцы не имели, причастие его к налету на школу ничем не подтверждалось. И все же его посадили в городскую тюрьму.

Через надзирателя тюрьмы было известно, что на допросах Полищук вел себя очень спокойно. Он твердил одно: его дело – заготовить дрова и погрузить, а за остальное отвечает управа. Откуда она берет возчиков и что это за люди – его не касается. Он сожалеет только, что бесследно пропал один из его полицаев, посланный с обозом.

Такие доводы были вполне убедительными, но старосту пока что по-прежнему продолжали держать под арестом.

– А я за старика не боюсь, – сказал Беляк. – Он производит на меня хорошее впечатление. Другое дело – Скорняк. Эта дрянь может подпортить нам.

В ночь налета на школу Скорняк исчез, как сквозь землю провалился. Когда бои подходил к концу, Скорняк сказал Добрынину, что «на растерзание немцев» он оставаться не намерен и потому, дескать, решил уходить к партизанам. Но на первом же привале выяснилось, что Скорняка нет. Розыски в городе не дали никаких результатов. Возникли опасения, что Скорняк может предать известных ему Марковского и Микулича. Но тех пока не трогали.

– Мне вот что кажется, – проговорил Костров. – Не стукнул ли его кто-нибудь из наших ребят под горячую руку? Видят – чужой, а приказ был уничтожать всех до единого. Вполне возможно.

На это Беляк ничего не сказал. Зябко передернув плечами, он поднялся с места и крупными шагами начал ходить по клетушке из угла в угол. Костров последовал его примеру. От ходьбы становилось немного теплее.

– Точно арестанты в камере, – пошутил Беляк. Он остановился и, с тревогой посмотрев на Кострова, сказал: – Простынешь ты здесь, Георгий Владимирович, а к себе приглашать я боюсь.

– Ничего, перетерпим, – бодро ответил капитан. Ему, как и в прошлый раз, предстояло провести в подвале несколько дней. Иного выхода не было: шла энергичная подготовка к налету на тюрьму, и один Беляк справиться со всеми делами не мог.

Идти на квартиру к Беляку было нельзя. Приходилось считаться с положением в городе, где перепуганные и обозленные оккупанты брали под подозрение каждого нового человека и «для проверки», как правило, сажали в тюрьму. Костров учитывал и то, что налет на тюрьму являлся делом еще более сложным, нежели разгром школы. Надо было соблюдать полную конспирацию, чтобы не насторожить врага, не выдать преждевременно своих намерений.

План налета на тюрьму разрабатывался в лагере. В обсуждении принимал участие весь командный состав бригады. Рассмотрели множество всяких вариантов, но ни один из них не был принят.

Тюрьма стояла на краю города против кладбища. Подойти к ней особого труда не составляло. Но дело заключалось не только в том, чтобы подойти. Надо было проникнуть во двор, в здание тюрьмы и, главное, – проникнуть без шума. Первый же выстрел, первый разрыв гранаты вызовет тревогу в городе. Тотчас подоспеют гестаповцы, части гарнизона, и операция будет сорвана.

Кто-то внес предложение выступить всей бригадой. Несколько боевых групп должны проникнуть во двор тюрьмы, а остальные будут их прикрывать. Но могло ли это гарантировать успех? У партизан не хватало сил и техники, чтобы противостоять гарнизону города. Да и не имели права партизаны ставить под удар свои основные силы.

– Как же быть, товарищи? – спросил руководивший совещанием начальник штаба Рузметов.