По страницам "Войны и мира"

чувствует, что «весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в

равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта».

Совсем недавно мы слышали срывающийся голос юного Ростова: «...я не дипломат. Я затем в

гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей...» Князь Андрей и старше, и опытней, и ум-

нее Николая Ростова; они очень разные люди — первая же встреча между ними приведет к ссоре и

едва не кончится дуэлью. Но оба они пришли на войну с чистыми помыслами и поэтому становятся

похожи друг на друга, сталкиваясь с той силой неестественного, несправедливого, которую оба не мо-

гут и не хотят понять.

Дипломат Билибин объясняет князю Андрею то, что ему непонятно. Какая радость а в с т р и й -

с к о м у двору от победы р у с с к и х войск, когда австрийские генералы один за другим подвергаются

полному поражению? Оказывается, и здесь живут и диктуют свою волю те законы, от которых князь Ан-

дрей бежал из петербургского света.

Недаром здесь, в Брюнне, среди дипломатов оказывается Ипполит Курагин — ненавистное Бол-

конскому воплощение гостиной Шерер. Правда, он «был шутом в этом обществе», но его слушают,

не гонят, он спокойно ждет наград и повышений по службе...

Встреча с австрийским императором разочаровала князя Андрея — он не успел толком

рассказать о сражении, он увидел равнодушие к тому общему делу, интересами которого жил в по-

следние месяцы; можно было закричать на Жеркова, но если император союзной Австрии относит-

ся к войне почти так же, как Жерков, — что делать тогда?

Вернувшись к Билибину, князь Андрей узнает то, «что уже знают все кучера в городе» и что

неизвестно во дворце: французы приближаются к Брюнну.

23

Зная положение русских войск, Андрей мгновенно понимает, что несет с собой это известие:

«значит и армия погибла: она будет отрезана». Вот когда наступает час, ради которого он покинул

отца и беременную жену.

Известие о безнадежном положении русской армии «было горестно и вместе с тем приятно кня-

зю Андрею... ему пришло в голову, что ему-то именно предназначено вывести русскую армию из этого

положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет

ему первый путь к славе!»

Билибин уговаривает его — очень разумно, с точки зрения здравого смысла, — не возвра-

щаться в армию Кутузова, где его ждет «или поражение и срам», или мир, если он будет заключен.

«Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать

с нами...» — толкует Билибин.

«— Этого я не могу рассудить, — холодно сказал князь Андрей, а подумал: «Еду для того, что-

бы спасти армию».

— Mon cher, vous etes un heros, — сказал Билибин». Кто из них прав? Да, рассуждения Били-

бина совершенно справедливы, и положение русской армии безнадежно, и незачем князю Андрею

ехать, но сам же Билибин, вопреки всякому здравому смыслу, признает: «Мой милый, вы герой». По-

тому что умение поступать вопреки здравому смыслу, повинуясь только голосу своей совести, только

чувству долга, своей ответственности перед людьми, страной, армией — это умение и называется ге-

роизмом.

«А ежели ничего не остается, кроме как умереть? — думал князь Андрей уже в дороге,

направляясь навстречу русской армии. — Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».

Вот что имел в виду старик Болконский, когда взвизгнул: «...коли узнаю, что ты повел себя не

как сын Николая Болконского, мне будет... стыдно!» Эти трудные, эти гордые люди превыше всего

ставят честь, свое мужское и человеческое достоинство. Отказавшись ехать с Билибиным и направля-

ясь к армии Кутузова, князь Андрей ведет себя как сын Николая Болконского. В штабе Кутузова,

куда явился, наконец, князь Андрей, каждый тоже ведет себя согласно своему характеру. Красавец

Несвицкий «перевьючил себе все, что... нужно, на двух лошадей... Хоть через Богемские горы уди-

рать». А Кутузов, озабоченный, стоит с Багратионом на крыльце, не видя и не слыша Болконско-

го.

«— Ну, князь, прощай, — сказал он Багратиону. — Христос с тобой. Благословляю тебя на

великий подвиг».

И князь Андрей, еще не понимая, что происходит, знает одно: не станет он удирать с Несвиц-

ким.

«— Ваше превосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде

князя Багратиона», — говорит он Кутузову.

«— Садись, — сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, — мне хорошие офицеры

самому нужны, самому нужны.

Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.

— Еще впереди много, много всего будет, — сказал он со старческим выражением проница-

тельности, как будто поняв все, что делалось в душе Болконского...»

Князю Андрею кажется, что сейчас, вот сию минуту он найдет или упустит свой единствен-

ный час, свой Тулон. А жизнь длинна и впереди Шенграбен, и Аустерлиц, и Бородино; может быть,

среди людей, занятых собой, своим спасеньем или своей честью, славой, один Кутузов понимает это.

12. БИТВА ПРИ ШЕНГРАБЕНЕ