Как же так? Сколько раз я читала эти строки — и ни когда не видела в них того, что вижу
сегодня. Внизу, у графини Елены Васильевны, — раут, на нем присутствуют важные лица, но Пьер с
некоторых пор «стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе» — я читаю это как бы впер-
вые, потому что раньше не обращала внимания ни на то, как плохо Пьеру в своем доме, ни на то,
что он опять живет наверху — в той комнате, где жил при отце, куда поднимался к нему Борис Дру-
бецкой. И никогда я не замечала, что Пьер курит, — это ему, кажется, и не идет совсем!
И «затасканный халат», напоминающий Обломова, — нет, Пьер другой, он умеет заставить
себя работать; но нужно ли это? Никогда раньше я не видела трагических строк: «с тем видом спа-
сения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастные люди на свою работу», — ведь это правда, в ра
боте действительно спасенье, но Толстой как будто осуждает или, может быть, жалеет Пьера... А я
всегда считала достоинством способность уйти в работу от горя, раздражения, тоски. Правильно
ли я понимаю Толстого и как же быть на самом деле, если человеку плохо, и только в своем труде он
находит утешение?
«Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился
перед Пьером и,
—
Ну, душа моя, — сказал он, — я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к
тебе. Никогда я не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг». (Курсив мой. —
Что же такое дружба, если Пьеру плохо, а князь Андрей не видит этого и занят собой? Но
— с другой стороны — что же такое дружба, если несчастливый Пьер отвечает: «я очень рад» — и
«действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась и он радостно слушал князя Андрея».
Неужели все это можно объяснить так просто, что князь Андрей в этой сцене плох, эгоистичен,
а Пьер благороден и хорош? Но ведь через три года Пьер будет так же счастлив своей любовью к той
же Наташе — и забудет все горе, причиненное им обоим смертью князя Андрея — нет, нельзя су-
дить так просто; все в человеке сложнее; счастье эгоистичнее горя, и как осуждать счастливого за то,
что он счастлив?
Но как прекрасна эта способность забыть свою беду и обрадоваться за другого!
«— Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я мо гу так любить, — говорил князь Ан-
дрей. — Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на
112
две половины: одна — она и там все счастье, надежда, свет; другая половина — все, где ее нет, там
все уныние и темнота...
— Темнота и мрак, — повторил Пьер, — да, да, я понимаю это».
Они говорят каждый о своем — и оба об одном; они понимают друг друга с полуслова — и
вовсе не понимают; но это и есть дружба; не дано одному человеку понять в другом в с е — хорошо
это или плохо?
И снова я открываю «Войну и мир» — и перечитываю много раз читанные страницы. Опять
Кутузов идет перед строем войск; опять капитан Тушин бегает со своей трубочкой от одного орудия
к другому; и Долохов мечет банк, и Наташа гадает перед зеркалом... Я читаю все эти знакомые стро -
ки, но в каждой из них открывается новое, неизведанное; их нельзя исчерпать, их можно только чи-
тать снова и снова...
113
Document Outline
Н. Долинина
По страницам «Войны и мира»
I
II
Глава 1. Красавица любуется табакеркой
Глава 8. Граф спасает ребенка из пылающего дома
Глава 1. Суд над поджигателями
V