По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Нигилизм и пессимизм не могут полностью передать эпохальное значение феномена декаданса; это – всего лишь грани одной большой проблемы. Как отмечает М. Монтинари, «пессимизм не является проблемой, только симптомом. Подходящее для него слово – нигилизм, но нигилизм также не является причиной, но именно логикой декаданса»[867]. Чтобы достичь вершины всех судеб западной культуры, то есть декаданса, знаки которого преумножаются во всех сферах европейской жизни, необходимо, утверждает Ницше, прожить этот удел до самого предела, довести декаданс до пароксизма. Невозможно выйти из декаданса, но следует, как он пишет в 1888 г. в «Сумерках идолов», «идти впереди, я хочу сказать, продвигаться шаг за шагом в самом décadence (таково мое определение современного „прогресса“…) Можно воспрепятствовать этой тенденции эволюции и тем самым приостановить вырождение, скапливать его, способствуя тому, чтобы оно стало еще более бурным и грубым, – больше сделать ничего нельзя»[868].

На настоящий момент наша эпоха не допускает всей полноты жизни, простой добродетели восходящей жизни. «Современность», модернитет, по Ницше, есть «добродетель убывающая, закатная», она требует преумножения ценностей заката культуры. Необходимо быть декадентом – чтобы стать его противоположностью. Вот в чем Ницше упрекает Вагнера, не переставая при этом вести тонкую игру с идентификацией себя с музыкантом-декадентом. Прежде всего необходимо глубоко прочувствовать Вагнера, с тем чтобы иметь возможность от него действительно избавиться. Чтение Бодлера, как утверждает Р. Копп[869], помогает Ницше лучше познать самого себя, поскольку он узнает во французском поэте единственного и последнего ясно мыслящего декадента, первого и последнего «разумного приверженца Вагнера»[870]. Типических декадентов, пишет Ницше весной 1888 г., «которые ощущают себя нужными в вырождении стиля, которые тем самым притязают на некий высший вкус и стремятся к тому, чтобы навязать закон другим, всех этих Гонкуров, Рихардов Вагнеров, следует отличать от декадентов с нечистой совестью, декадентов строптивых»[871]. Именно в этом смысле он считает себя и декадентом, и антидекадентом.

В качестве заключения заметим следующее: Ницше полагает, что наша эпоха черпает энергию жизни из заката. Нужно начать с того, чтобы быть истинным декадентом и даже дойти до полного упадка: только в этой ситуации можно достичь высшей и солнечной жизни. Закат есть не что иное, как условие воли к власти в виде принципа жизни. Здесь не лишним будет вспомнить Бодлера и ту картину заходящего солнца, которую он представил в предисловии к «Новым необычайным историям». Тусклый и бледный свет оплодотворяет творческое воображение автора:

Это солнце, что еще несколько часов тому назад давило на все вокруг прямым, резким светом, скоро разольется на западе разнообразными красками. В переливах этого умирающего солнца иные поэтические натуры обретут новую сладость: они откроют ослепительные колоннады, потоки расплавленного металла, огненные эдемы, печальное великолепие, сладострастие сожаления, все волшебство грезы, все опиумные воспоминания. И солнечный закат предстанет им в виде чудесной аллегории души, заряженной жизнью, что уходит за горизонт с величественным запасом мыслей и образов[872].

Закат, апогей зрелости – это обещание нового дня, восходящего света. Именно этот образ позволяет нам представлять Космополис Ницше, Бодлера, По и Достоевского в виде города золотой осени, что залит закатным светом и преисполнен обжигающей признательности, пережитой философом в Турине на пороге зимы его безумия:

Повсюду чистейший октябрьский свет. Великолепная лесная аллея, чуть тронутая осенью, ведет меня около часа вдоль берега По. Я сейчас самый признательный человек на свете – осенний, во всех смыслах этого слова: для меня настала пора великой жатвы[873].

Перевод с французского Владимира Охнича

под редакцией Сергея Фокина

Список литературы