«Предвосхищение модернизма» возникло в бирсовской прозе помимо сознательной авторской воли. Бирс вовсе не стремился быть первооткрывателем грядущего; напротив, он позиционировал себя как художник консервативного и ностальгического склада. Бирс, разделявший убежденность декадентов в близости «заката культуры», стремился противостоять упадку, культивируя «устаревшие формы романтического искусства», и в результате «оказался в двусмысленном положении: он пытался добиться прогресса литературы, обращаясь вспять в поисках образцов»[761]. Бирс расценивал «американскую готику» По как надежное основание для богемной «контркультуры», направленной как против благопристойно-протестантского морализма, так и против декадентского пессимизма и очарованности «упадком». Бирс усматривал в творчестве По следование принципу «искусственности искусства», который исповедовал он сам: «Искусство не имеет ничего общего с реальностью; чем дальше история от реальности, тем она лучше»[762], – утверждал Бирс. Ностальгически-консервативная и одновременно бунтарская позиция Бирса объясняет его двойственный статус – аутсайдера и в то же время самого авторитетного и грозного «арбитра изящного» на всем американском Западе. В этом отношении Бирс также избрал в качестве образца для подражания По – маргинала американской литературы. То, что это было осознанным ходом, подтверждают и свидетельства самого Бирса, в частности сочиненное им ироническое двустишие, в котором он говорит о себе как об авторе, чья парадоксальная слава основана на темноте и безвестности: «Осанна мне звенит повсюду – / Тысячегласое “никто из ниоткуда!”» («My! How my fame rings in every zone – / A thousand critics shouting “He is unknown!”»)[763].
Парадокс в восприятии Бодлера и По декадентско-богемной культурой «сиреневых девяностых» объясним особым американским ходом времени – «американским моментом», по выражению У. Карлоса Уильямса. Стремясь «стать с веком наравне», американские декаденты, «перепрыгнув через голову» Бодлера и По, получили их наследие как «вторичный продукт», хорошо усвоенный и переваренный постбодлеровским поколением европейских поэтов. В 1850 – 1870-х гг. По и Бодлер обгоняли «американское время»; в 1880 – 1990-х они отстали от него, оказавшись современниками Уитмена и Рассела Лоуэлла. Их время наконец пришло в ХХ веке: По и Бодлер были признаны гениями-первооткрывателями поколением модернистов – Элиотом, Паундом, Менкеном, Э. Уилсоном. Оставшись недооцененными в «сиреневых девяностых», оба поэта пережили полузабытых ныне американских декадентов и богемных литераторов конца XIX века и заняли приличествующее им место культурных икон в долгой истории разнообразных трансформаций «декадентской чувствительности» в Америке – от Джуны Барнс, Бена Хекта и Максвелла Боденхейма до андеграундных экспериментов Кеннета Энгера или голливудской готики Дэвида Линча.