По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Аристократ, как лорд Байрон, он был рожден впряженным в ярмо демократии. Америка, что заваливает долларами распоследних шарлатанов, обернулась для него хождениями по мукам Голода и каждый вечер заставляла его глотать горькую истину, которую «несчастный поэт» Жильбер проглотил только раз – во время агонии. Вечная история, но всякий раз все более превосходный вариант неисчерпаемой человеческой жестокости! Всю свою жизнь, которая по крайней мере была краткой, По прожил в презрении, нищете и упорных трудах: он работал как негр в своей рабской стране; но пот, с которым мы добываем себе хлеб насущный, даром стекал с его стоического лба. Вступив в богему, он-то не был беззаботен и по сердечной нищете пустился в пьянство – как Шеридан, бедный Бринсли, который пил часами – в тишине, заливаясь слезами! (Barbey, 49)

В двух последующих критических откликах на творчество По, опубликованных, напомним, соответственно в 1858 и 1883 гг., Барбе д’Оревильи заметно усиливает свои нападки на Америку и «американского гения», все ощутимее, все больнее задевая при этом его французского переводчика. Рецензия на французский перевод «Приключений Артура Гордона Пима» (1858), напечатанная в ультрареакционной газете «Ле Ревей», явилась своего рода шедевром французского антиамериканизма[621], представляя собой вместе с тем настоящую идеологическую атаку на американского писателя, превратившегося под пером неистового католика-моралиста в «короля богемы»:

Вот он – Король Богемы! Эдгар По, конечно, самый первый и самый лучший представитель этой разнузданной и сиротливой литературы, не имеющей предков и традиций… которая сама навесила на себя ярлык «Богема», являющийся отныне знаком ее наказания! Эдгар По, американский писатель и поэт, предстает, на наш взгляд, воплощением Богемы – Богемы, вознесенной на высшую ступень могущества. Рожденный в клубах праха, которые по иронии Истории назвали «Соединенными Штатами»; вернувшийся после отлучки в это пристанище наций, которое назавтра станет скотобойней и куда год от года попадают до пятисот тысяч чудаков-бастардов, так или иначе изгнанных с родины, которой они угрожали или сеяли в ней возмущения, Эдгар По является, вне всякого сомнения, самым превосходным литературным продуктом этого отстоя пены мира. (Barbey, 49)

Очевидно, что нет большой надобности продолжать эту галерею провокационных перлов злоречия французского писателя, ожесточенно громившего не только Америку, видевшуюся выходцу из нормандской глубинки исчадьем демократического ада, которым Барбе д’Оревильи неустанно стращал себя, своих современников и свою милую Францию, но и истинно «американского гения», сумевшего вопреки всему сделать себя если не лордом Байроном нового литературного континента[622], то одним из самых ярких маяков той самой «национальной литературы», для которой он требовал в известном фрагменте 1847 г. «национального достоинства» – разумеется, не без всегдашней своей иронии[623].