По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Широта мировоззрения Жан Поля, позволяющая видеть в нем универсальную личность модерна – художника и мыслителя, демонстрирует нам совокупность почти всех модернистских интенций. В образах, им созданных, мы найдем предшественников более поздних героев модернистской литературы: Сперелли Габриэле Д’Аннунцио и Клавдио Гуго фон Гофмансталя, – а сам писатель предстает перед нами как мастер интермедиальных эффектов, заимствованных из оперы и драмы.

Ворон и трансценденция отчаяния

В поэзии По мы встречаем два типа трансценденции, проходящие через всю историю романтизма. В раннем творчестве поэта это трансценденция света и красоты. Она связана с идеей расширения бытия и его преобразования в чистую духовность. Романтическим раем выглядит планета Аль-Аарааф (Al Aaraaf), где трансценденция выражается во всеобщей дематериализации.

Земного – здесь простыл и след
(Лишь цвет цветов), здесь божий свет
Пчелой сбирает с высоты
Лучи небесной красоты.
Земного – здесь пропал и звук
(Лишь сердца стук), здесь лес и луг
Иною – тише тишины –
Мелодией оглашены,
Той музыкой морского дна,
Что раковинам раздана…
Ах! на земле иначе. – Там
Мы можем только по цветам
Гадать о Красоте, мечтам
Вослед, летя за ней, – куда?
Ответь, звезда![555]

Для позднего По доминирующей постепенно становится трансценденция иного типа, которую можно назвать, используя широко известное определение Томаса Манна, «трансценденцией отчаяния». Ее воплощение в поэзии – стихотворение «Ворон» (1845).

В отличие от черной галки Жан Поля черный ворон По произносит всего лишь одно слово «Nevermore»; однако и галка в спектакле Рокайроля, и ворон По выполняют во многом сходную функцию: оба пророчествуют о смерти, знаменуя экзистенциальный кризис современного человека. В то время как герой Жан Поля разыгрывает драму одновременно в духе моцартовского «Дон Жуана» и «Вертера» Гёте, лирический герой По инсценирует готический сюжет, задавая ворону вопросы о жизни и смерти и прекрасно зная, что на них может быть единственный ответ – «Никогда». Как и Рокайроль, герой «Ворона» искусственно взвинчивает в себе чувства – в данном случае чувство скорби и неутешного горя по умершей возлюбленной. Характерно, что в стихотворении По есть различные атрибуты, намекающие на театрализованное представление, например портьеры или бледный бюст Паллады, на который садится ворон. Но, как и у Жан Поля, перед нами разыгрывается драма, и разыгрывается она «всерьез»: Рокайроль кончает жизнь самоубийством в конце своего спектакля, а герой По превращает собственную жизнь в кошмар, делая ворона символом «вечного и непрекращающегося воспоминания».

Смерть «прекрасной молодой женщины» – один из важнейших мотивов поэзии По. Как всякий романтик, По отказывался принять смерть как полное исчезновение бытия, ничто. Бытие, захваченное смертью, – бытие особое; романтик признает сверхчувственное бытие души. Душа живет в воспоминаниях, и уже это знак ее существования. Смерть возлюбленной становится у романтиков поэтической реальностью, рождающей различные экзистенциальные состояния. В романтических сюжетах подобного рода, в частности у Новалиса, мыслилась встреча любящих душ по ту сторону пространства и времени, и сама смерть выглядела как трансценденция земных чувств. Для раннего романтизма препятствие для этой встречи – только земное бытие, чувственные формы. В «Вороне» с самого начала задана ситуация ночного бдения, воспоминания, мыслей, обращенных к любимой. Стихотворение представляет собой синтез двух типов модернистской текстуальности – текстуальности воспоминания и текстуальности имагинативной. Сценарий стихотворения позволяет их соединить.

Мы мало что узнаём о любви лирического героя, о его чувствах к возлюбленной, которую он называет Линор. Нам говорят, что это имя в Эдеме ей дали ангелы. Стук в дверь маркирует начало воспоминаний, ввергающих героя в состояние тяжелой меланхолии, выход из которой он пытается найти в книгах. Все в стихотворении подготавливает готический сюжет: полночь, шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, наполняющий сознание страхом. Отгоняя эти воспоминания и страх, лирический герой стремится обратить свое сознание к реальности:

Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость – и больше ничего[556].