Плоский мир

Мы договорились встретиться в ближайшее воскресенье. До последнего момента я опасался, что он позвонит мне и отменит встречу, но когда он все же пришел, — мы встретились в плоскости кафе ровно так, как сегодня с вами, — я по-настоящему уверовал в свое везение. Коженин, впрочем, был как всегда молчалив и все больше улыбался, а иногда подбородок его отвисал, и он начинал теребить завязки на своих спортивных штанах. (Я заслонял его собою много раз, но видел примерно одно и то же). Я еще раз подтвердил, что хочу с ним общаться и на этот раз упомянул уже о его способностях, которым не стоило бы пропадать даром, все старался разговорить, но безуспешно: Денис начисто был решен красноречия, а если бы у него и появилась возможность приобрести его, он, вне всякого сомнения, отказался бы. Характер человека — это его фундамент, не так ли?

Что бы я ни спрашивал, он отделывался общими фразами, если вообще отвечал, а мне, в свою очередь, тут же приходилось отступать, потому как я боялся обидеть его. В конце концов, я просто махнул рукой. Тему его ухода из института я не затрагивал вовсе.

На прощание я дал ему свой домашний адрес — пусть обязательно приезжает на следующей неделе.

— Хорошо, приеду, — думаю, он пожал плечом и все так же странно улыбался…

Хотя с этого момента Коженин и принялся регулярно навещать меня, (первое время он приезжал ко мне раза по два в неделю), я не могу сказать, что между нами установились доверительные отношения, — он по-прежнему старался остаться для меня закрытой книгой и зачастую, особенно если пребывал в плохом настроении, не в меру скрытничал, но происходило-то это у него не потому что он чего-то опасался, а просто по привычке; неискоренимая черта характера доходила, порой, до абсурда, — уйдя из туристического агентства и устроившись на другую работу, он ни в какую не желал рассказывать о ней, — только один раз обмолвился невзначай, что это некая фирма. Быть может, если бы я выработал правильную стратегию поведения, мне удалось бы узнать о нем все, что меня интересовало, но, прекрасно осознавая здесь проявление своего недюжинного любопытства, которое я всегда стремился в себе подавить, если только не был раззадорен человеком, не умеющим ничего утаивать, молчал и просто наблюдал за Кожениным, а это было, поверьте, еще интереснее, ведь в Денисе имелись черты воистину примечательные, кои, впрочем, остальным людям могли показаться не иначе, как странностями. Например, если он появлялся в воскресенье как раз в обед, и я приглашал его к столу, он или напрочь отказывался или охотно соглашался и накладывал себе еды целую гору, но и в том и в другом случае никогда ничего не съедал, а так и сидел перед тарелкой с отвисшим подбородком, на котором покоился его язык в форме колпачка от ручки, и все перебирал руками завязки на спортивных штанах; («теха-матеха» — так я называл его про себя в эти моменты, сам не знаю почему); к слову сказать, его внешний вид вообще никогда не менялся: одна и та же рубашка из плотной бежевой ткани, эти самые спортивные штаны, из-под которых внизу всегда торчали другие, — даже в самую жаркую погоду он одевался очень тепло, — собственно, это была та же самая одежда, в которой он ходил, когда еще учился в институте; впечатление довершал прямоугольный полиэтиленовый пакет, синего цвета и с маленькими белыми слониками, который он всегда таскал за собой, — непостижимо было, как он у него не изнашивался, не царапался и не рвался. Потом он поднимался из-за линии стола и доставал из своего пакета какой-нибудь журнал или шел в другую комнату, ставил кресло под квадрат телевизора, садился и начинал переключать каналы, ни на чем особого внимания не задерживая.

— Что ты ищешь? Футбол, может быть?

— Нет, нет… — отвечал он; при этом интонация могла быть разная: от резкой, даже пронзительной, до слабой, чуть слышной, если он сильно устал с дороги. (Н. был расположен достаточно далеко отсюда).

— Но ты любишь футбол?

— Иногда…

Затем следовало пауза продолжительностью минут пять, и после нее я мог спросить:

— Ты своим-то хоть сказал, куда уехал?

— Нет.

— Почему?

— А зачем?

— Ты и им тоже не любишь много сообщать о своих делах?

— Да какая тебе разница?.. Нет, не люблю…