Площадь Разгуляй

Только ведь для этого нужны голуби, дом которых или в Снегирях, или в имении покойного деда… Он списался с друзьями в Германии, и они поддержали его идею… И вот, он увлекся орнитологией. Воспитатели направили его в Мюнхен. Там он прослушал два курса факультета агрикультуры…

Время шло. За матерью мальчика захлопнулась большевистская мышеловка. Прервалась временно связь и с отцом, возглавившим освободительную войну финнов против агрессии ее восточного соседа. В апреле 1918 года связь с отцом восстановилась. Но вот разузнать о матери, тем более передать ей письмо, было вовсе невозможно. А в конце года пришло известие о трагической гибели дяди Миши — Михаила Александровича Романова, случившейся на Урале в России. Того самого дяди Миши, у которого он гостил в Небворте под Лондоном до самого 1914 года… Возможно, с этой горестной вести началась его мучительная и болезненная любовь к матери, запертой в «русской тюрьме»…

И отчужденность от отца, которого сын обвинил однажды в том, что он «бросил беспомощную мать в проклятой России»!

Потрясенный этим, Карл, тотчас по смерти Ленина, тайно посетил Москву, полагая, что именно теперь чекистам не до «темных» иностранцев. На второй день они с Катей обвенчались.

Были на похоронах Ленина. Тетка простыла и тут же слегла – воспаление легких, осложнение на почки… Помыслить невозможно было в таком состоянии вывезти ее… Он был в отчаянии! Мама и отец заставили Карла уехать «от беды» — чекисты «отходили» от шока!..

Эмиль наотрез отказался переехать к отцу в Финляндию, хотя был откровенно счастлив каждой встрече с теткой. И признался даже, что мечтает жить вместе с ней. А ведь обстоятельства куда как серьезнее, чем просто упрямство Эмиля, заставляли Карла Густава переживать нежелание сына поселиться у него в Финляндии. Еще возглавляя белое движение и выбивая красных с земли Суоми, Карл принял меры, чтобы уберечь Эмиля от последствий встречи с агентами ЧК в Швейцарии и в Германии. Он отлично сознавал всю степень опасности, которая нависла бы над сыном и над его матерью, узнай Чрезвычай–ка о существовании в нейтральной или в любой стране Европы сына «главного белогвардейца» — единственно реального, живого и активного противостоятеля большевистскому экспансионизму! И что бы Карл ни предпринимал в защиту сына вне Финляндии, действия его были бы неадекватны опасности и незаконны. Только у себя в стране мог он создать условия для спокойной и безопасной жизни его мальчика. И жены, Катерины, если удастся ее вывезти из России.

А время летело: 4 августа 1927 года в Мюнхене у Эмиля родился сын. По деду его нарекли Карлом Густавом–младшим.

Состояние Катерины никто не брался передать. Только через год родители мои были приглашены руководством акционерного общества «ЦЕЛЛУГАЛ», в московском отделении которого работал отец, в Германию. Но поездку организовал Клеменс граф фон Гален, будущий епископ и кардинал, добрый гений «Спасения».

У него мама и отец гостили несколько дней. И в Мюнстере же он помог родителям моим встретиться с Эмилем, которого они не видели более 18–ти лет. Подробностей этого их свидания не знаю. Когда они возвратились из поездки, я был еще слишком мал для подробностей. После их возвращения из четвертьвекового пребывания в ГУЛАГе на подробности о том, уже далеком свидании, времени у мамы не оказалось. А отцу, прожившему по ее смерти еще восемь лет, и без того много чего нужно было мне поведать. Однако о рождении Карла Густава–младшего мне сообщили. И не забыли предупредить совершенно ошалевшую от этого Катерину о дичайшем, безумном и опаснейшем намерении Эмиля приехать в Москву и хотя бы издали повидать маму свою…

На мюнстерской встрече мама и отец мои пытались объяснить Эмилю всю авантюрность его плана. Не только ситуация, которая тотчас сложится вокруг имени знаменитейшей балерины, как только обнаружится, что у нее есть сын за рубежом, но сам факт сокрытия этого преступно утаиваемого ею обстоятельства сделает жизнь ее невыносимой, сломает несчастную мать, убьет ее… Как обязательно искалечит и его собственную жизнь. А если они вызнают, кто его отец?!.. Тогда — арест и шантаж без конца…

— Но почему отец смог в 1924–м приехать к маме, а я теперь не могу?

— Он воспользовался шоком в Москве из–за смерти и похорон Ленина!

Посвящённые очень надеялись на здравый смысл Эмиля, хотя понимали шопенгауэровское, что это тот самый случай, когда «у нас найдется сил, чтобы перенести чужое несчастье»…

Глава115.

Но Эмиль все же приехал в Москву.

Он понимал: ни повидаться с матерью, ни обнять ее он не может. Потому решил только увидеть ее. Издали. Из зрительного зала Большого театра. Я никогда не говорил с теткой на эту тему. Конец 30–х годов, когда мы были вместе, к таким разговорам не располагал. Когда мы вновь встретились во второй половине 50–х годов, мучить ее такими воспоминаниями было бы жестоко… (заменил «подонство» — такого слова в русском языке нет)