Он разглядывал постер с выражением, с каким обычно друзья рассматривают семейные альбомы.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Бобби, — сказал я. — Тут написано.
— Точно, — протянул он. — Написано. — Отодвинул фотографию подальше от лица и еще раз на нее посмотрел. — Вы хорошая пара, — заключил он. — Ты должен хранить этот редкий союз, ниспосланный свыше.
— Я тоже так думаю, — сказал я, сложил буклет и положил в карман.
Тут вышла Эстер.
— Держи, бейби! Пирожное с кремом — как ты любишь.
Хасид изменялся в лице. Вытянулся и остолбенел.
— Это Эстер, — сказал я. — Моя девушка.
Эстер обвилась вокруг меня.
— Да, — проворковала она, — я его девушка. А это мой бейби. — Она смотрела хасиду в глаза вызывающим взглядом.
Тот по-прежнему стоял неподвижно, с застывшим лицом.
— Что с ним такое? — спросила про него Эстер, все еще глядя ему прямо в глаза.
— Не знаю, — сказал я. — Спроси у него сама, — и пошел.
Сел на скамейку в сквере и стал есть булочку с заварным кремом. Метрах в двадцати Эстер разговаривала с хасидом. Разговор становился все более жарким и ожесточенным. Хасид начал махать руками и что-то горячо доказывать. Вдруг из складок своей хламиды он выхватил пистолет.
Эстер сорвалась с места, крикнув: «Миша, беги!» Она сбросила туфли на каблуках и пронеслась мимо меня. Я помчался к станции. Я видел только, как мелькают ее пятки, все более грязные с каждым десятком метров по асфальту. Я то и дело оборачивался, чтобы проверить, не гонится ли за нами хасид. Хотя вряд ли он мог это сделать в длинном одеянии. Мы свернули в переулок, чтобы отдышаться.
— Что, нахрен, случилось? — спросил я задыхаясь.
— Он мне сказал, чтобы я держалась от тебя подальше. Не мешала твоему счастливому браку. Мол, в Техасе горячие ребята. К таким вещам у них настолько поганое отношение, что могут и прихлопнуть. Я ответила, что к евреям, я слышала, тоже поганое. И на его месте я бы заботилась не обо мне, а чтобы его самого не прихлопнули. Он стал орать, что сейчас покажет, кто кого хлопает в таком штате, как Техас, и достал пушку.
— Похоже, он больше техасец, чем еврей, — сказал я. — В Техасе даже евреи носят пушки.
— Он настолько больше техасец, чем еврей, что не удивлюсь, если он окажется антисемитом, — сказала Эстер.
Мы пошли к станции. Я сказал Эстер, что иду в туалет пописать. Постою, думаю, там один. Там холодный кафель и пусто. Люблю, когда так.
Когда я заходил в туалет, навстречу вышла девушка. Я ее толком не рассмотрел, но показалась хорошенькой. Промелькнула, как мираж. Золотые ноги, высокая грудь. Только когда зашел внутрь, вспомнил, что на двери туалета, из которого она выходила, была надпись «мужской». Я разозлился. Где, думаю, тот парень, который настолько лучше меня знает, чем заниматься на автобусных станциях в перерывах между рейсами?
Но внутри я такого парня не нашел. Там, правда, ошивался один мужик, но он был старый, лысый, и на нем был офисный костюм. Он поправлял галстук напротив зеркала, а рядом стоял его чемодан. Вид у него был, что в лучшем случае он бы мог постараться продать той девице пылесос или газонокосилку, а не заниматься с ней любовью в туалетной кабинке. Я ничего не понял. Кроме него, никого не было. Я стоял и смотрел, как он поправляет галстук.
— Хороший сегодня день, — сказал я. — Отличный, правда?
— Как сказать.
Я думал, о чем бы еще его спросить. О том, зачем пришел в туалет, я думать забыл.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что день вроде как не очень? — спросил я.
— А что, очень, что ли? Если автобус второй раз подряд отменяют, это очень? А тебе приходится здесь…
— Что тебе здесь приходится?
Он на меня странно посмотрел. С таким выражением, что я немного струхнул.
— Слушай, парень, ты что это так светски настроен? Как будто в туалет зашел не пописать, а кофе попить. Тебе поговорить не с кем?
— Почему это? Меня девушка ждет снаружи.
— Это хорошо, что девушка. А то я подумал, ты сюда заглянул на раут.
Он снова принялся прихорашиваться. На меня никакого внимания. Развлекался с галстуком.
— Так чем вы все-таки занимаетесь? Пока ждете автобус?
Он повернулся ко мне довольно испуганно. Глаза даже выпучил.
— Слушай, вам с подружкой нечем заняться? У вас все нормально в личной жизни?
— Все очень хорошо.
В этот момент в сортир вошел парень со спортивной сумкой через плечо. Не посмотрев на нас, сразу двинул в кабинку и заперся. Я и лысый сразу замолчали. Шум из кабинки раздавался внушительный, при таком продолжать разговор неудобно. Как будто там происходит что-то важное и мы с нашей болтовней не выказываем гостю достаточно уважения. Парень спускал воду, поправлял, мне показалось, бачок, как сантехник. Вскоре дверь кабинки открылась. В полной тишине он вышел и направился к выходу. В последний момент развернулся.
— Ребята, вы же сами знаете, — тихо проговорил он.
— Что?
— Что будет, если открывать рот и болтать лишнее. Вы выглядите адекватными людьми, наверное, зря я вам это говорю. Я не утверждаю, что вы это сделаете, но на всякий случай предупреждаю: кто сболтнет лишнее, засуну в рот воронку и залью кислоту. Вы адекватные ребята, вы и так все поймете.