Больше всего нас привлекали сохранившиеся до наших дней старинные, деревянные постройки. Уля в буквальном смысле их коллекционировала. Я постараюсь восстановить их в памяти.
Дом, где жил Молчун, находился здесь:
Молчун был толстым, круглым, как шар, человечком. На лице и голове его не было ни следа волос, отчего сходство с шаром только усиливалось.
Не знаю, был ли он немым, но за весь вечер он не проронил ни слова. С невозмутимым видом Молчун проводил нас на кухню. На накрытом богатой скатертью столе стоял огромный пузатый самовар, который топился дровами. Молчун угостил нас чаем. Сам он пил чай из широкого блюдца, громко хлюпая и отдуваясь. После каждого глотка он обливался потом и вытирал лицо платком.
Признаться, всё это было крайне необычно и занимательно, но через некоторое время я начал чувствовать неловкость. Уля же – ничего: улыбалась и периодически гладила Молчуна по голове.
– Бедняга, старый мой дружок, ты всё также не выходишь на улицу. Посмотри, какой у тебя нездоровый цвет лица, – ласково сказала Уля Молчуну.
Мне она шёпотом добавила:
– В последний раз, когда он выходил на улицу, Москва была ещё провинцией.
– Подожди, подожди, но это же было в 1918 году, разве нет? – уставился я на Улю.
– Ну да, – она посмотрела на меня так, как будто я сморозил какую-то глупость, и продолжила гладить Молчуна по его гладкой, как помидор, голове.
Я же сидел, разинув рот. Хотя, честно говоря, к чему-то подобному я был готов. С первого дня знакомства с Улей, я поклялся себе не удивляться и принимать все странные и необъяснимые события как должное.
– Молчун, дорогой, ты же не показал гостю твой дом. Давай, не ленись, проведи нам небольшую экскурсию.
В доме было нескончаемое количество комнат, пустых или наоборот заполненных разным хламом. Мы проходили через огромные светлые залы и библиотеки.
Находились мы в это время всё в том же небольшом двухэтажном доме. Но я молчал. Я ведь обещал не удивляться, помните?
– Сколько здесь комнат? 150?
– 147, если быть точным. И каждой Молчун пользуется, – с гордостью в голосе сказала Уля, – кроме обязательных комнат, а это – она начала сгибать пальцы – приёмная, столовая, детская, диванная, кабинет и будуар, здесь есть чайная и кофейная, вилочная и ложечная, рюмочная и бокальная, портретная и пейзажная, вистовая и преференсная.
Уля с грустью вздохнула.
– Нравы москвичей сильно обмельчали. Раньше ни один уважающий себя москвич не стал бы жить в доме, где меньше ста комнат.
Молчуна мы покинули поздним вечером, и Уля впервые разрешила мне её проводить. Она, как всегда, уверенно вела меня малоприметными улочками, и вскоре я с удивлением обнаружил, что мы вышли на Гусятников переулок. Около дома №7 она остановилась.
– Спасибо, – мило улыбнувшись, она чмокнула меня в щёку.
– Ты что, здесь живёшь? – спросил я, с ужасом оглядев заколоченные грубыми досками окна.
Уля неожиданно серьёзно посмотрела на меня и сказала:
– Обещай, что никогда больше не будешь спрашивать, где и как я живу.
Тут нервы не выдержали и у меня.
– Да что за чертовщина здесь творится, объясни? Что происходит?
Уля смягчилась и дотронулась до моего лица.
– Помнишь, ты обещал, что не будешь удивляться и ни о чём спрашивать? Это твои собственные слова.
Она прижалась ко мне.
– И ещё одно ты должен пообещать мне. Никогда не заходи в этот дом. Пообещай мне!
Она посмотрела мне в глаза. Я молчал.
– Поклянись прямо сейчас, ну же!
– Клянусь, – пробурчал я себе под нос.
– Вот так хорошо, – она ещё раз поцеловала меня и ушла в направлении дома.
«Ничего хорошего, – думал я по пути домой, – она точно не от мира сего, и я тоже постепенно превращаюсь в психа».
Хотя, если честно, я был этому даже рад. Как вы, наверное, догадались, я уже был по уши влюблён в Улю и готов был идти за ней и в огонь, и в воду.
Я вовсе не был, как может показаться, человеком, который во всём ищет смысл и пытается всё объяснить с точки зрения разума. Да и то, что со мной происходило, было явно вне понятий разума или здравого смысла. Тем лучше. Может, я всегда только и надеялся, что со мной произойдёт что-то подобное? Как вам, например, встреча с говорящим котом?
* * *
Гусятников переулок пересекается со старинной улицей Огородная Слобода, на которой стоит прекрасно сохранившийся резной деревянный дом XIX века.
Перед тем, как подойти поближе, Уля долго его разглядывала, а потом постучала в окно каким-то особым образом. В проёме за стеклом появился тощий облезлый кот. Он презрительно нас оглядел и вальяжно спрыгнул с подоконника. Практически сразу, скрипнув, приоткрылась входная дверь.
В доме кроме кота никого, по всей видимости, не было. Сам же кот возлегал прямо на столе перед огромным блюдцем с молоком.
– Роман, – представила меня Уля.
– Кот-гусляр, – хриплым басом ответил кот и закурил.
Я подскочил, как ужаленный. Уля бросила на меня негодующий взгляд.
Я, с трудом пытаясь сделать вид, что ничего не произошло, спросил:
– Гусляр – это имя?
– Профессия. Кот-гусляр – это профессия.
Тут решила взять слово Уля.