Пляска в степи

Предвкушая ночлег в надежном укрытии, Иштар откинула тяжелый полог и вошла внутрь, склонив голову. И тотчас же надсадно, глухо завыла, прижимая ладони к щекам. Будто подкошенная, она рухнула на колени и поползла вперед, вытягивая одну руку, а другой зажимая себе рот. Посреди палатки с перерезанным горлом в луже засохшей крови лежал мертвый Барсбек. Еще более красивый и мужественный, чем при жизни, с широко раскрытыми, не верящими глазами. Рыдая, Иштар подползла к нему, протянула руку, чтобы коснуться холодной щеки. Она кричала и кричала, потому что не могла уместить внутри себя боль. Та так и просилась наружу, разрывая, выжигая сердце.

Глубоко, шумно вздохнув, Иштар проснулась.

Сердце отчаянно, громко стучало, заглушая все вокруг. По вискам и шее катился мерзкий, холодный пот, мокрой от пота была и сорочка, в которой она спала. Проведя раскрытой ладонью по лицу, она поняла, что плакала во сне. Снаружи занимался рассвет, бросая розоватую тень на светлые стены палатки.

Сегодня Иштар проснулась в одиночестве: после той ссоры в утро, когда в хазарский стан прискакал гонец от младшего сына Багатур-тархана, Барсбек больше не приходил к ней по ночам. Да и днем старался особо не смотреть в ее сторону и не попадаться ей на пути. Он и одного слова ей не сказал за все это время.

А теперь приснился Иштар мертвым, заставив ее разрыдаться и обнимать себя за плечи, чтобы унять охватившую все тело дрожь. У нее зуб на зуб не попадал — так она тряслась. И сердце все еще глухо и быстро стучало, и живот закручивался в тугой, нервный узел: ни вздохнуть толком, ни рот открыть.

Кое-как Иштар пришла в себя. Растерла по щекам соленые слезы и поднялась, несмотря на тошноту. Она скинула под ноги сорочку, в которой спала, и некстати вспомнила, как всего лишь половину луны назад Барсбек обнимал ее по ночам, и не было ей ни холодно, ни страшно.

Она по нему тосковала.

Иштар надела широкие шаровары и яркую, шелковую рубаху, а поверх — нарядно расшитый кафтан. Достала из шкатулки все свои самые звонкие и веселые браслеты: может, они прогонят ее тоску. Вплела в косы маленькие бубенчики и вздохнула в последний раз перед тем, как откинуть полог палатки и выйти наружу.

Внутренности все еще сдавливал тяжелый кулак тревоги и страха. Такие сны не снятся просто так. Они предвещают беду. Тут не нужно спрашивать и бабку, которая умеет угадывать будущее: понятно, что могут сулить пепелище, сожженные терема, отчаянный бег и содранные в кровь ноги, и мертвый мужчина в палатке Иштар.

Они сулят только смерть.

На воздухе Иштар стало чуть получше. Свежий утренний ветер вернул на ее побледневшие до серости щеки румянец, он же осушил заплаканные глаза. Браслеты и колокольчики в ее волосах привычно, ровно бренчали, и она медленно успокаивалась под их перезвон.

Любила ли она Барсбека? А что значит любить?.. Он был добр к ней, а мужчины редко бывают добры. Хотел взять ее в жены, хоть и знал уже тогда, что отец подкладывает ее под своих союзников или врагов — кому выгоднее. И смирил свою гордость после ее отказа, и продолжил приходить к ней по ночам.

Но кажется, Саркела его любовь пережить не смогла. А ее?.. А что значит любить?..

— Иштар-хатун, — ее окликнул кто-то из свободных слуг, низко склонившись. — Тебя зовет к себе Багатур-тархан.

Она медленно кивнула. Что могло понадобиться от нее отцу столь ранним утром? Утихшая недавно тревога вернулась втрое сильнее, и Иштар поспешила через хазарский стан к шатру отца. Уже не такому роскошному, как тот, что был оставлен позади в день, когда хазарское войско покинуло лагерь и направилось в ханство тархана русов. Багатур-тархан и Иштар единственные ночевали в палатках, остальные воины устраивались на ночлег под открытым небом или навесами без стен.

Отец встретил ее, сидя на раскиданных по земле шкурах перед низким столиком, уставленном подносами и кувшинами. Здесь же лежали раскрытыми свитки с какими-то картами и отцовскими пометками.

— А, Иштар, — Багатур-тархан посмотрел на нее и махнул рукой. — Садись, поешь со мной.

Она не была голодна, но послушно опустилась на шкуру напротив отца и протянула руку к подносу, отломив кусочек пресной сухой лепешки. По сторонам Иштар смотрела настороженным, внимательным взглядом, выискивая подвох. Зачем она здесь? Едва ли потому, что отец заскучал в одиночестве и решил позвать дочь разделить с ним утреннюю трапезу.

— Мои планы изменились, Иштар, — шумно отпив из кубка, заговорил Багатур-тархан.

Он неопределенно махнул рукой в сторону полураскрытых свитков, словно это что-то объясняло. Затем встал, велев дочери сидеть, и принялся вышагивать напротив полога из одного конца шатра в другой.

— Я должен вернуться в столицу.

— Почему? — беспечно спросила Иштар, не показав своего удивления.

Она помнила, как всего лишь половину луны назад отец в этом же шатре переспорил всех своих советников (кроме Барсбека) и убедил их, что нет необходимости возвращаться в столицу и беспокоиться из-за смерти Хазар-Кагана. Что же изменилось с того вечера?..

— До меня дошли тревожные вести, — не объяснив ничего, ответил отец.