Лесник медленно, с какой-то величавой торжественностью поднял свой широкие, огрубевшие от работы, узловатые руки.
— Выходи из хаты! — был следующий приказ.
Старик подчинился. За могучими стволами его старых друзей-дубов прятались два других автоматчика, державших избушку под прицелом. Солдаты о чем-то переговаривались между собой. Затем один из них подошел к леснику и, скрутив его руки за спину, связал их.
— Где советские солдаты?
— Какие солдаты? Я живу один, — ответил лесник, радуясь про себя, что парням удалось бежать.
— Врешь! У тебя были два партизана.
— Какие два партизана? — пожал плечами старик.
И тут он вспомнил подозрительный взгляд торговца. Вот в чем дело!..
— Не видел я никаких партизан, — насупил он брови. — У меня были двое, шли из Тернополя во Львов. Переночевали и отправились своей дорогой…
Немец обернулся к солдатам, отдал какое-то распоряжение.
Солдаты вошли в дом лесника. Вскоре оттуда послышался звон падающей посуды и стук передвигаемой мебели.
Вместе с солдатами ушел и переводчик. Оставшийся около старика немец, делая согнутым указательным пальцем характерное движение вверх, сказал:
— Ты есть партизан? Так? Так… капут!
Лесник с ненавистью посмотрел на него:
— Гад!
Солдат и переводчик с торжеством вынесли из дому две пары башмаков — Великанова и Гарника.
— Вот же их чоботы! Что ж ты врешь, дед, будто никого у тебя не было?
— Я не говорил, что не было. Да, были! Были и ушли.
— Убежали? — поправил переводчик.
— Ушли!
— А кто оборвал кабель?.
— Что такое кабель?
— Не прикидывайся дураком, дед!..
— Я живу в лесу. Какое мне дело до ваших кабелей? Плевать я хотел на твой кабель!..
Каждое его слово — старик говорил медленно — тотчас переводилось на немецкий. Солдаты злобно разглядывали лесника, перебрасываясь ехидными замечаниями.
Солдат, державший в руках башмаки, подошел ближе.
— Говори, где они?
— Иди ты!.. Ушли, говорю, вот и все!
Солдат размахнулся и ударил башмаками по лицу старика. Каблук рассек ему губу.
Лесник попытался что-то сказать и не смог — рот был полон крови. Едва ворочая языком, старик сплюнул и вместе с кровью выплюнул выбитый зуб.
— Где солдаты? — допытывался переводчик. Но немец махнул рукой:
— Повесить его!..
Он, по-видимому, торопился.
Один из солдат заметил у стены кусок провода, которым Великанов и Гарник пользовались вместо веревки при перетаскивании сена.
— Очень хорошо, — по-немецки сказал он. — Теперь будешь знать, что такое кабель!
Ухмыляясь, немец на глазах старого лесника сделал из проволоки петлю, решив что удобней будет завязать ее прямо на его шее. Накинув петлю, солдат деловито обошел его, чтобы сделать сзади узел.
Они стояли под дубом. Толстая ветвь горизонтально тянулась прямо к домику. Солдат перекинул через нее провод, ловко поймал его и оглянулся на старшего, ожидая знака.
Старый лесник стоял недвижимо, как этот дуб. Казалось, он относился ко всему, что собирались с ним сделать, с полным безразличием. Он молчал. Но в его голубых, глубоко запавших глазах пылала ненависть. Перед ними был его дом, в котором он прожил десятки лет, слушая по ночам, как шумит лес. Заботе о лесе он отдал всю свою жизнь, охраняя этот лес, который украшает его Украину, как цветник украшает двор дома. Никогда не мог предположить он, что откуда-то придут сюда вооруженные люди и его самого поставят под виселицу. Нет, такое даже не снилось ему… Но кольцо проволоки касалось горла, и холод железа свидетельствовал о том, что это не бред, не ночной кошмар, что вокруг него не какие-то чудовища с неопределенными очертаниями, а люди. Они разговаривали с ним, входили в его дом, выходили, потом обмотали вокруг шеи какую-то проволоку… Шутят они, что ли?..
— Говори, говори, говори!..
Что ему говорить?
— Сейчас ты будешь повешен. За тобой — последнее слово. Ну?
Лает на него этот человек с лицом суслика, а старик не может понять его. Он мысленно прощается со своим домом, с лесом… И в этот последний миг очень знакомый, родной теплый звук возвращает его к жизни.
В хлеву мычит корова. Это его корова. Как случилось, что он забыл выпустить ее на пастбище?
— Сознавайся, старый хрыч! — продолжает орать человек с мордой суслика. — Слышишь, последнее даем слово!..
И тут старик полностью очнулся. Все теперь понимает он, все!
— Последнее слово? — спрашивает он задумчиво. — Корову выпустить бы надо… голодная…
Немец смотрит на переводчика. Тот переводит последние слова старика. Немец взвизгивает. Этот старикашка еще осмеливается смеяться над ними? Вешайте!..
Проволока врезалась в горло. Ноги старика оторвались от земли, мучительно изогнулось крепкое, кряжистое тело, вздрогнуло раз, другой… Старый лесник висел с упавшей на грудь головой и глаза его продолжали смотреть на палачей с немым укором и немой просьбой: — выпустить его корову…