Пленники Амальгамы

Некоторые зеркальные поверхности расположены напротив друг друга, и кавалькады отражений убегают в бесконечность, пробуждая воспоминание об одном из глюков Макса. Подобной хитростью он путал своих наблюдателей, что должны были попасть в зеркальный тоннель и там пропасть. Тоже эпизод прошлой жизни, хотя… Так ли она отличается от нынешней? В личном космосе этих несчастных время останавливается, это не стрела, летящая в будущее, а кружение по замкнутому кругу, где меняются нюансы, а искаженная сущность остается. Вот я теперь – Джекил, в минуты обострений становлюсь Джеком-потрошителем, но это лишь вариации старой темы безумия, очередная аранжировка мелодии ада…

Вдруг обращаю внимание на то, что фигура Байрама (сколько же пластилина на нее ушло?!) уже основательно проявлена, в ней явно проглядывают черты прототипа. А вот бюст Максима, отставленный в угол, лишен уникальных черт, из первоначального яйца вылезает лишь намек на личность. Тут же тянет спросить: почему одним бюст, а другим – чуть ли не конная статуя? Но я не спрашиваю, не мое дело лезть в процесс, в котором не смыслю. Мое дело – наблюдать (если пустили в святилище) за мучениями черноволосого парня, по чьему лбу стекают струйки пота.

– Не могу больше… – бормочет Байрам.

– Еще несколько минут – и закончим.

Внезапно Ковач берется рассказывать о библейском Иакове, посчитавшем, что его брат Иосиф мертв. Иаков впал в страшное отчаяние, он везде искал брата, не находил и в конце концов решился на абсурдный шаг. Он начал лепить брата из подручной глины, пока подлетевший ангел не остановил его. «Почему не надо лепить?! – удивился Иаков. – Мой брат умер, я хочу хотя бы в таком виде возродить его!» И ангел ему сказал: «Твой брат жив, ищи его».

– Так в вашей Библии написано? – спрашивает Байрам. – Тогда мне запрещено это слушать, у нас в Коране все иначе.

– Вообще-то это написано у Томаса Манна… Дело в другом: надо дойти до крайней степени отчаяния, чтобы заниматься тем, чем мы с тобой занимаемся!

«Не слишком ли? – думаю. – Судя по судорогам на физиономии Байрама, парень и так дошел до ручки, явно требуется пауза…»

Впрочем, не мне решать, кому что требуется: как бог даст, иначе говоря, а также его апостол Ковач. Процесс не стоит на месте, движение есть, жаль, двигаемся наощупь. Все вообще зыбко, не выверено, как говорят театралы – на кураже. Помнится, Эльвира частенько говорила, мол, не была готова к роли, вытащила ее на кураже. Зато как сыграла! Звездное исполнение, публика стоя аплодировала! Вот и здесь чувствуется отчаянное «авось», что должно привести к успеху. Но… «А вот никаких “но”!»

На следующий день пора пополнять съестные припасы. В отсутствие Борисыча за продуктами выезжал сам Ковач, но тревожить его после напряженной ночи рука не поднимается – руль «буханки» доверяют мне, в помощницы дают Катерину. Когда собираем списки с заказами, во двор выходит Ольга и просит приобрести наборы для грима, если попадутся.

– Вряд ли попадутся… – говорю скептически. – Тут пластилин с трудом нашли, а грим – сами понимаете…

– Мне очень нужно! – настаивает девушка. – Я заказала эти наборы, но посылка пока не пришла, а время – уходит!

Здесь она права: время бежит, точнее, несется вскачь, не успеешь оглянуться – белые мухи полетят. Поэтому я клятвенно обещаю перерыть полки здешних «сельпо», подозревая: это нужно для реализации новой идеи. О самой идее не спрашиваю (боюсь сглазить) и вскоре выруливаю за пределы нашего «хутора».

Перед холмом въезжаем в низину, заполненную туманом. Вокруг молочная дымка, свет фар едва ее пробивает, так что движемся еле-еле, то и дело скатываясь с осклизлой грунтовки на обочину. «Буханка» подпрыгивает на кочках, старенький движок ревет, надрываясь; кажется, еще чуть-чуть, и механизм не выдержат, мы встанем – и ни с места! И тут же догоняет: то же самое сейчас происходит в «Мекке» – такой же туман скрывает судьбы тех, кто сюда приехал, ведомый последней надеждой. И продвижение вперед точно такое же, с надрывом, на повышенных оборотах…

– Вы слышали о том, что здоровье наших подопечных обретается ценой чужой смерти?

Мой вопрос звучит странно. Зачем я его задаю?!

– Чьей смерти?! – удивляется попутчица.

– Чьей-то. Скорее всего – одного из близких людей. Например, если мой Максим выздоровеет – умру я. Конечно, могла бы умереть моя бывшая супруга, но она вряд ли согласится.

– Не понимаю… Почему кто-то должен умирать?!

– Так утверждает наш врач. И знаете, я готов!

Катерина молчит. Туман обволакивает машину, проникая внутрь влажными струйками; когда он рассеивается на вершине холма, она произносит:

– Наверное, я тоже. Это неправильно, конечно, так не должно быть… Но я готова.